Никология

Никологическое начало действует в Христе как нравственно-эсте­тическое побуждение и как более высокий род знания, как сверхъес­тественная сила, которая на своем пути преодолевает все препятствия. В письме к своему другу, французскому художнику Э.Бернару, Ван Гог писал: «Один Христос — среди всех философов - утверждал, как главную истину, вечную жизнь, бесконечность времени, небытие смерти и необ­ходимость ясности и самопожертвования. Он прожил ясную жизнь, как художник более великий, чем все остальные, пренебрегая и мрамором, и глиной, и краской, работая над живой плотью» [11]. Великий худож­ник поставил выше себя и других гениальных художников творчество Иисуса Христа.

В самом деле, «прекрасное есть жизнь» (Н.Г.Чернышевский). Послед­няя включает в себя борьбу человека, т. е. форму организации жизни по определенным правилам (а иногда и без правил). Она регламентируется соответствующими ограничениями. В никологическом смысле жизнь напоминает спортивные соревнования, результатом которых являются блистательные победы или сокрушительные поражения. Не случайно апостол Павел сравнивал жизнь человека с участием в Олимпиаде по определенным правилам. Сознательная жизнь предполагает элементы состязательности, веру людей в искомые победы на жизненном и рели­гиозном пространстве.

Исторические сведения об Иисусе недостаточно полные и не всегда достоверны. «Наши знания об окружающем мире, — пишет К. Клуге, — несравнимы с ограниченными представлениями о нем современников Христа. Желая постичь неведомое, они создавали мир волшебных фантазий, подобно детям, которые, играя, воображают то, что им еще неизвестно» [19]. Поэтому черты мифологические, из кото­рых иногда складывается образ личности Иисуса, не только искажаются в существующей литературе, но даже поглощают и вытесняют собой черты реальные, исторические. Д.Ф. Штраус справедливо отмечает, что «об Иисусе мы знаем меньше, чем о любом из выдающихся исто­рических деятелей. Сократ жил на четыре столетия раньше Иисуса, но его жизнь и личность нам известны несравненно более, чем жизнь и личность Иисуса» [55]. Тем не менее, Новый завет, по существу, является единственным источником, на основе которого можно вос­создать историко-никологический и нравственно-эстетический образ Христа-Спасителя.

Признавать Иисуса Христа Сыном Божьим в прямом или переносном смыслах, также как верить или не верить в реальность его исторического существования — дело совести каждого человека. Но нельзя отрицать огромное обаяние, мощную силу воздействия, запечатленные в Еван­гелии, николого-эстетического образа Христа-Спасителя на многие поколения людей. Тайна познания красоты этой выдающейся личнос­ти, не дающая покоя ученым и писателям, вряд ли когда-нибудь будет исчерпана. В романе «Война и мир» в ключевом во многих отношениях эпизоде встречи Пьера Безухова с масоном О.А. Баздеевым дана убеди­тельная, и вместе с тем характерно «толстовская», апология восприятия и понимания красоты Иисуса Христа: «Познать его трудно. Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, - говорил Баздеев, — работаем для этого познания, и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании его мы видим только нашу слабость и его величие... Он не постигается умом, а постигается жизнью... Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя... Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и су­дить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу» [46]. Пьер уверовал