Думается, этим подвижкам мешает популярная тенденция видеть Беларусь в ностальгически-архаическом ключе. За время существования Республики Беларусь сформировались определенные "топосы" исследований – топос истории (в основном связанный с Полоцким княжеством и ВКЛ); топос культурологии, настроенный на исследование мифа и обряда и возрождение первозданных традиций; два противостоящих топоса политологии (один из которых знаменуется лозунгом "Назад, в СССР", а второй, противоположный, зафиксирован на политическом устроении ВКЛ как на "золотом веке") и т.д. Беда в том, что во всех этих случаях новое воспринимается исключительно как реанимация старого. И, бесконечно повторяя слова И.Абдираловича о "новых самобытных формах жизни", мы не вдумываемся в то, что это не просто приличествующее случаю выражение. В то, что оно предполагает сознательное творчество собственного будущего и отвергает "тутэйшасць" – изоляционизм, подозрительное отношение к "другим", настороженность к интеллектуалам и ностальгию по "золотому веку", какое бы время под ним не подразумевалось.

Часть II. Самообраз и менталитет традиционного белоруса

Очерк 3. Традиционный белорус: эскиз автопортрета

Белорус как реальность: константный самообраз и менталитет белоруса-крестьянина

Каким видел себя традиционный белорус? Напомнив некоторые исторические реалии, значимые в контексте этногенеза белорусов, вернемся к традиционному белорусу, менталитет которого в очень и очень многом лег в основание нашего сегодняшнего менталитета. Впрочем, в этом очерке главное для нас не столько менталитет, сколько самообраз традиционного белоруса: то, каким он себя видел; что в себе уважал и ценил; что считал недостатками, а что – идеалом; кого считал чужим, а кого своим; как относился к гендерным ролям; каким кругом очерчивал свою жизнь и т.д. Именно на основе этого "автопортрета" мы сможем делать выводы о менталитете белоруса прошлого и современности.

Итак, каким видел себя традиционный белорус?

С целью ответа на этот вопрос я проанализировала около тысячи социально-бытовых сказок, в целом составивших кейс № 1. Эти сказки на рубеже XIX-XX вв. собрали А. Сержпутовский, Н. Федеровский, П. Шейн и ряд других этнографов и фольклористов. Почему именно социально-бытовые, а не, скажем, волшебные сказки? Потому что именно они дают представление о повседневной жизни человека, о его мотивациях, мечтах и поступках, ценностях и антиценностях.

Самообраз белоруса в них не монолитен: он распадается на несколько составных частей. Так, часть ряд белоруса в них наиболее приближена к реальности (константный самообраз), часть представляется сказочнику отрицательными (из них складывается критический самообраз), другие – положительными и даже идеальными (идеальный самообраз). Итак, речь идет не об отдельных чертах: они складываются в целостный образ человека и дают представление о его целостной картине мира. Кроме себя ("мужыка") безымянные авторы "впускают" в сказки Других и Чужих, а также маргинальных персонажей – все они оттеняют образ Мужика.