Картина получалась следующая: за отлакированным фасадом поощрения "дружбы народов" томилось все "недостаточно советское". Часто таким признавалось самое неординарное. А если учесть плоды русификации, ударившей, в первую очередь, по образованию, то в целом национальные культуры СССР (если иметь в виду их официальный пласт) представали в виде "бедных", "скудных" и "вторичных". К этому можно добавить и нежелание властей республик ссориться с "центром", своего рода номенклатурную осторожность, доводящую ситуацию до абсурда: ряд авторов начинал печататься в своих собственных республиках и на своем языке лишь после того, как их публиковали "центральные" издания. Например, творчество В. Быкова нередко приходило к читателю через московские журналы "Новый мир" и "Дружба народов", в переводе на русский язык (по счастью, авторском). Впрочем, такая судьба не минула и лучших писателей других республик – и Ч. Айтматова, и Ф. Искандера, и Н. Думбадзе, и Ч. Амирэджиби, а также мн. др. На вопрос о том, почему рядовой белорус (здесь я не имею в виду слоя национально-ориентированной интеллигенции – писателей, историков, филологов и пр.) пассивно воспринимал ситуацию "языковой недостаточности" можно ответить двояко. Первый ответ – на поверхности: за долгие столетия эта ситуация стала привычной. Второй ответ коренится в ментальных предпочтениях и моделях поведения белоруса, для которого (что видно и по текстам фольклора, и даже в повседневном общении) всегда было важнее договориться, найти точки соприкосновения, нежели проявить этническую гордость, нередко перерастающую в этноцентрическую гордыню. И далеко не случайно в далеком 1917 г. во время выборов в Учредительное собрание за местные партии с четко выраженной национальной ориентацией проголосовало менее 1%, хотя к этому времени на белорусском языке говорило подавляющее большинство населения. Социально-политическая подоплека национальной идеи белорусов. Выше было показано, что белорусская национальная идея строилась далеко не только (и не столько) на этническом фундаменте. Это может показаться казусом лишь тем, кто исповедует примордиалистские воззрения (предполагающие, что нация – это более развитый этнос, что ее возникновение закономерно, и что она возможна лишь как однородно-языковое и однородно-"кровное" – пусть даже в прошлом – единство). Но, как показывает история, этнос и нация создаются по-разному: этнос возникает вследствие долгой общей жизни людей, а нация конструируется благодаря идеям интеллектуалов, которые взрастают на почве народной повседневности, развиваются, оттачиваются и вновь спускаются в массы – уже в трансформированном культурными деятелями виде. — 78 —
|