Белорусы: от тутэйшых - к нации

В свете этого представляется удивительным тот факт, что на переписи 1985 г. 70% граждан БССР назвали своим родным языком белорусский.

"Языковой вопрос" в 1990-х гг. Итак, языково-культурный параметр белорусской идентификации за годы советской власти подвергся наибольшей коррозии – и в этом нет сомнений. Потому именно он стал символическим капиталом в 1990-х: он позволял "отряхнуть с наших ног" прах Советского Союза. В первую очередь, именно на тезисе об утрате языка базировались высказывания о "духовном конформизме" и "раболепном подчинении чужой силе" белорусов как об "определяющей линии поведения большинства граждан нашей страны" и в целом о "глубокой денационализации белорусского общества" [158, с.65]; утверждения, что "национальный нигилизм охватил буквально все пласты белорусского народа, в том числе и интеллигенцию"[ 177, с. 376], а также адресованные русскоязычным белорусам упреки в предательстве народа и культуры.

Но ситуация в 1985 г. (когда на переписи 70 % белорусов назвало родным языком белорусский) отличалась от ситуации 1990-х годов. Отличие качественное: понимание белорусского языка как родного в 1985 году означало пусть пассивное, но выраженное недоверие к "советскому интернационализму" с его ложными посулами и другими издержками. Принятие же белорусского языка как единственного государственного в 1990-х базировалось на иной тенденции – к герметизму, к защите не только от российских политических влияний, но даже от того "русского" наследия, которое уже давно вошло в копилку мировой культуры. Сейчас ясно, что это была болезнь роста: отсюда недоучет не только реалий (и главной из них – менталитета белорусов), но и самой эпохи. Идеологи национального движения решили прийти к нации тем же путем, что и в конце XIX века – назовем этот процесс "вторичным романтизмом". Но если в XIX в. белорусский язык был средством объединения людей – своего рода "национальной скрепой", то в конце ХХ в. ряд культурных деятелей – и часто из самых искренних побуждений – настаивал на разграничении людей на "агнцев" (белорусскоязычных) и "козлищ" (русскоязычных).

Можно было бы на новом витке белоруссизации проводить ее иначе, более тактично, более гибко, путем образования и просвещения? Думается, это было вполне реально. Желательному положению дел явно способствовали бы такие меры, как, например:

• широкое и "прозрачное" обсуждение в прессе и интернете, на конференциях и других мероприятиях (как государственных, так и общественных) актуальных проблем в языковой сфере;
• обеспечение равного количества часов на изучение белорусского и русского языков вне зависимости от языка, на котором ведется обучение в каждой конкретной школе;
• введение выпускных государственных экзаменов как по белорусскому, так и по русскому языкам во всех средних и высших учебных заведениях страны, но не сразу, а спустя 5-10 лет после начала такого обучения;
• освобождение от всех видов и форм налогообложения книгоиздательства, а также выпуска журнальной и газетной продукции на белорусском языке;
• создание специального телеканала, посвященного истории Беларуси и ее культуре; пропаганде достижений современной белорусскоязычной культуры и в целом полиэтнической культуры народа Беларуси; появление большого числа детских развлекательных и учебно-воспитательных теле- и радиопрограмм и т.д.
• государственное финансирование и другая поддержка перевода на белорусский язык лучших произведений мировой художественной литературы, учебных пособий, научно-популярных изданий и т.д. (при этом специальное внимание следовало бы обращать не только на качество таких переводов, но и на издание той продукции, которая еще не переведена на русский язык).

Подобные меры – вкупе или частично – использовали другие государства (Индия, Филиппины, Израиль и пр.), оказавшиеся в сходной ситуации. Как показала практика, успех зависел от неторопливости и планомерности их реализации. При слишком поспешном воплощении культурно-языковых проектов на постсоветском пространстве возникали разрывы в самоидентификации областей и даже целых регионов (Восточная и Западная Украина) или жестокая дискриминация по языковому принципу (Латвия).