Белорусы: от тутэйшых - к нации

Вот что пишет об этом исследователь советского крестьянства Н.Н. Козлова: "Отсюда – слом вековых коллективно поддерживаемых установлений. Исчезает взаимность ограничений, кругового контроля. Из теплой общности человек выпадает и оказывается в состоянии одиночества… Самые активные и жизнеспособные хотели избежать судьбы жертвы коллективизации. Они не хотели судьбы отцов. Порывание с родителями, радикальный отрыв от них – важнейшая особенность культуры того времени" [169, с. 155-156]. Если же учесть гораздо большую, нежели у русских крестьян, привязку к "роднаму куту" ("тутэйшасць"), то неудивительна явная или подспудная ностальгия по деревне, окрасившая страницы белорусской литературы на много десятилетий вперед.

Есть и другое, более "долгоиграющее" следствие ухода крестьян в города. Это касается тех, кто не смог или не захотел вписаться в городскую культуру с ее преимуществами (образование, доступ к художественной культуре и т.д.). Я имею в виду психокультурную маргинализацию населения заводских окраин. Эти люди пытались жить в городе, как в деревне. Но можно ли реанимировать хотя бы для себя и своего ближнего круга традиционный уклад, когда утеряны сами основы бытия на земле – крестьянский кодекс поведения и соответствующий ему тип нравственности, сезонный распорядок труда и досуга, круговая порука и т.д.? В результате огромный слой населения существовал в состоянии растерянности, разрыва между городскими и деревенскими ценностями, "зависая" в промежутке между культурами и не примыкая ни к одной из них. Следствия такой маргинализации:

• распад связи между полудеревенскими "отцами" и полугородскими "детьми" (полугородскими – поскольку само их воспитание было резко противоречиво: дом прививал одни нормы, а школа и улица – другие);
• неотчетливость самоидентификации нового поколения;
• отсутствие интереса к городской культуре и – в то же время – пренебрежение к крестьянской культуре "отцов";
• комплекс неполноценности, выражающийся в зависти и жестокости по отношению к более образованным и способным, к интеллигентам, которые представлялись удачливыми "выскочками".

Здесь лежит начало люмпенизации части населения, о которой все чаще с тревогой пишут исследователи. Но маргинализировались не только "городские крестьяне": этот процесс затронул сферу всей "белорусской советской культуры", и здесь уже причины были не социально-психологическими, а политически-репрессивными.

Рисунок:

БССР (карта 1939 г.) – История имперских отношений, с. 291.

К проблеме культурной унификации белорусов. Начиная с 1930 г. – с обвинения белорусской интеллигенции в "буржуазном национализме", с ареста 108 культурных деятелей, с подрыва крестьянского хозяйствования – начался известный всем республикам СССР процесс унификации и "советизации" народа. Почему я не пишу здесь слова "руссификация", хотя уже начало тридцатых годов ознаменовалось переходом на русский язык?