Соответствие этим представлениям, сценариям, ценностям давало не только возможность общей жизни людей, но и возможность их самоидентификации в повседневности. Основные критерии такой "бытовой", повседневной идентичности в жизни традиционного белоруса-крестьянина – общая картина мира, "гаворка", характер труда и соответствующий трудовой кодекс, "данная от века" группа и выработанные способы взаимоотношений в ней, единый распорядок жизни, этнические и гендерные стереотипы, модели воспитания детей и мн. др. Идентификация "сверху" и "снизу". "Сверху" на этот вековечный пласт жизни и мышления людей накладывались другие идентификации – языковая (предполагающая владение уже не "простай мовай", но грамотой и литературным языком), религиозная, территориальная, государственная и т.д. – то есть, критерии, которые ученые считают объективными. Постепенно верхний слой проникал внутрь "низовой" идентификации. Но в случае если компоненты такой "верховной" идентичности резко менялись (как не раз случалось и с языком, и с религией, и с государством), у этноса всегда находились их бытовые двойники – "гаворка", фольклор, народная вера (совместившая элементы разных "ветвей" христианства и дедовских поверий), местная идентификация ("тутэйшасць") и т.д. Словом, в отсутствие "высоких" национальных представлений их роль выполняли повседневные аналоги, которые не только учили людей жить определенным образом, но и подготавливали их к восприятию возможных веяний сверху – на основе тех, что были уже пережиты. Не случайно фольклор (в частности, белорусские сказки) содержит модели отношения к панству, к богатству, к городской культуре, к законам и "маніхвестам", к той или иной конфессии, к военной или мирной жизни и т.д. Повседневность не только цементировала этнос и даже не только сохраняла его опыт, но и накапливала варианты реакций на возможное будущее, поскольку содержала золотой запас жизненных стратегий на периоды "безвременья". Именно в этом и состоит основная функция культурной памяти. Механизм двойной адаптации. В свете этого можно говорить о механизме "двойной адаптации" человека и социума к культуре и ее изменениям. На первом уровне человек выстраивал свои желания, чувства, воззрения, вкусы с учетом негласных законов крестьянской среды – "грамады". На втором сама "грамада" (и каждый ее представитель) обладала определенными методами адаптации к "верховным" представлениям и ценностям. Имея опыт православного и католического, руссифицированного и полонизированного влияний, белорусы в нужный момент вынимали из "запасников памяти" методы вторичной адаптации и использовали их по назначению. Разумеется, это было не так просто: ведь влияния не были полностью тождественны своим прежним вариантам (например, православное культурное влияние в период ВКЛ резко отличалось от "военизированного" православия николаевских времен). Но это вовсе не значит, что каждый раз белорусам приходилось переиначивать весь свой уклад, а главное – перекраивать себя самих, как часто пишут публицисты, а то и ученые-гуманитарии. — 321 —
|