|
Механизмы трансляции этничности: исторические трансформации. В прошлые столетия ребенок узнавал о том, что он – белорус ("тутэйшы") в процессе обиходной жизни, в противопоставлениях "мы – паны", "мы – евреи", "мы – татары", "мы – горожане" и т.д. "Среднестатистический" ребенок советских лет по преимуществу узнавал об этом из школьных учебников ("Белорусская советская социалистическая республика" и т.п.), из радиоточек, с "голубых экранов" ("партизанские сыны", "Брестская крепость", "Беловежская Пуща", "Часы остановились в полночь", Ольга Корбут, "Песняры" и т.д.). Образы страны и народа, которые получались в итоге, не противоречили друг другу, несмотря на свою однобокость. Частные противопоставления и сопоставления (например, по принципу этнической принадлежности) в некоторой мере затушевывались общеполитическими: "как и весь советский народ" и так называемый "соцлагерь", официально белорусы противопоставлялись только "миру капитала". Этничность строилась и формально – по принципу "национальности" в пятой графе паспорта. Впрочем, во все времена (особенно в кон. 70-х-80-е годы) были те, чья этничность формировалась сложнее и разнообразнее: здесь уж возникали другие дискурсы – белорусской литературы (наибольшую роль в нем сыграли М. Богданович, В. Быков и – особенно – В. Короткевич); белорусского искусства; истории; интереса к традиционной культуре, к памятникам старины и т.д. Но это все же касалось не всех, а в большей мере – детей из интеллигентных семей или молодежи, учащейся на гуманитарных специальностях (историки, филологи и т.д.). Человек, рожденный в конце 80-х – начале 90-х, узнавал о том, что он белорус, из разных источников, и потому его знания о собственной этничности редко бывали согласованными. Так, в 90-е годы ХХ в. учебники и официальная идеология в очень и очень многом противоречили друг другу: был период, когда устаревшие советские учебники мусолили доктрину "древнерусской народности" и "партизанского народа", а в вузах и в прессе пропогандировались литвинская и кривичская идеи. Потом ситуация перевернулась: новые учебники не соответствовали официальному дискурсу уже с обратным знаком. Затем учебники были приведены в соответствие с идеологией, но появился интернет, где за полчаса можно прочитать несколько крадинально различных версий белорусской истории, культуры и государственности. Да и теле- и радиовлияний тоже "не задушишь, не убьешь", как гласила забытая ныне песня. Современный белорус – тот, кто "выбирает кока-колу", покупает "прішпільны мабільны", ест чипсы "Лэйс", смотрит Евровидение… И тот, кто читает белорусскую поэзию, ходит на выставки белорусской живописи, ездит на фестивали белорусской музыки… И тот, кто отдыхает на Браславах или в Турции, на каникулы ездит в деревню к бабушке, трудится волонтером на реставрации белорусских замков, или летает в Европу. Словом, все смешалось в доме белорусском, как, впрочем, и в других "национальных домах". Осталось ли что-то прежним? — 325 —
|