|
И снова о парадоксе национализма. Итак, образ Большой Родины как независимой страны стал наиболее существенным компонентом современного самосознания. Казалось бы, сбылась мечта белорусов! Однако в дело вступает "парадокс национализма" (напомню, под "национализмом" в этой книге понимается не дурно пахнущая смесь ксенофобии и шовинизма, но национально-культурный проект, вернее, совокупность национально-культурных проектов общества и государства). Я писала о нем в одном из предыдущих очерков, потому здесь лишь напомню, в чем его суть. Она в том, что государственная независимость вовсе не ведет к обращению к корням или возврату традиций, на которых строилась национальная идея в конце 80-х – начале 90-х. Независимость, как и свобода, может быть "от" или "для". Проблема независимости "от" в Беларуси решена и формально (с 1991 года), и к нынешнему дню реально – в умах людей. Белорусских блоггеров, считающих, что белорусы и русские – один народ, мне найти не удалось (в отличие от блоггеров российских: многие из них и поныне пребывают в этом заблуждении). Несмотря на то, что в сети время от времени появляются "крики души", подобные уже приведенному ("Яны хацяць адабраць у нас вашу БЕЛАРУСКАСЦЬ, нашу СПАДЧЫНУ, нашу КУЛЬТУРУ, НАШУ МОВУ. Яны хацяць зрабіць з вас расейскіх халопаў"), в целом блоггеры понимают, что отнять белорусскую независимость – вовсе не такое уж простое дело, и угроза этого сомнительна. А вот вопрос о "независимости для" остается открытым. В 90-х многие полагали, что независимость должна автоматически привести нас к "исконной духовности", к ярко выраженной этничности, к активному пользованию белорусским языком, к созданию самобытных художественных произведений – и тем самым решить наши культурные проблемы. Ныне стало ясно: государственный суверенитет – категория не "душевная", а прагматическая. Продолжу цитату из блога diim-avgust. На основе того же опроса студентов он делает вывод о том, что "старый идентификационный механизм («белые русины» как более «чистые» (свободные от монголо-татарских влияний), а потому более нравственные, культурные и пр.) начинает постепенно возрождаться (мы – «простые люди», не понимающие что такие «завернутости», как «имперские» или «экономические интересы», но ценящие доброжелательность к нам), но уже без существенного влияния БНФ. Факторы этничности при этом отходят на второй план, а социальные факторы («вклад в развитие Беларуси») постепенно становятся определяющими)" [48]. Фактор этничности отходит на второй план вовсе не случайно и не только в Беларуси. Причина этого состоит в том, что национальная идея – не столько "этническая", сколько социальная, даже социально-политическая. Принцип "нации-государства" отделяет граждан определенного государства от граждан других, пусть даже и сопредельных стран (порою невзирая на единый язык и/или на сходные элементы культуры). Но в отличие от традиционного этнического самосознания, которое разделяет народы, которые живут на территории одной страны, этот принцип склонен нивелировать различия между ними. Да, он может "мобилизоваться", используя память об этнических победах и трагедиях, язык и другие элементы культуры в нуждах дня сегодняшего (активнее – в периоды реальной угрозы социуму), но при этом в какой-то степени унифицирует всех граждан страны – представителей и титульного, и нетитульных народов. Это верно для всех современных наций – и для американцев, и для французов, и для немцев. Впрочем, это вовсе не мешает возрождению традиций и усовершенствованию языковой ситуации, а лишь проясняет отношения государства и общества. Если функция государства – поддерживать фактическую, т.е. прагматическую независимость, "независимость от", то "одушевление" независимости, создание "независимости для" – дело общества. Ждать, что независимость автоматически, сама собой приведет к развитию культуры – наивно и бесперспективно. Такое развитие может быть только результатом личного вклада человека. — 285 —
|