|
Чего хотят мужчины? Посты мужского авторства по этой теме немногочислены и по преимуществу представляют два взгляда. Первый – традиционный взгляд на женскую активность: "Нарадзіць і выхаваць дзяцей – гэта такая сацыяльная актыўнасьць, якой большасьці фэміністак – як да неба" (kurt_bielarus) [там же]. Этот взгляд практически без изменений сохранился с тех пор, когда слагались белорусские сказки про "социально активную" –"падтыканую" и матерящуюся бабу. А значит, у ряда пользователей-мужчин женский идеал во многом сохранился в неприкосновенности: он тот же, что и в традиционной крестьянской культуре, и (в очень и очень многом) в культуре советской – женщина-мать. Вторая точка зрения касается уже не женщин, а мужчин: "Рускі мужчына, перад тым, як прагучыць стрэл, ірване на грудзях кашулю і мацюкнецца, можа плюнуць... усе бачылі і чыталі пра герояў. Такі апошні жэст – моцны, прыгожы. Беларускі ж мужчына смерць сустрэне моўчкі. Кашулю на грудзях ірваць не стане. Пашкадуе кашулю, а можа каму, няхай і з дзіркай, а спатрэбіцца... Мне думаецца, што ў жэстах, у апошнім жэсце і хаваецца тая ментальная розніца паміж героямі" [114]. Возможно, в этой неаффектированности эмоций находит объяснение "молчание" мужчин при обсуждении гендерных проблем. Кстати, этот взгляд тоже вполне традиционен: вспомним хотя бы сказочный мотив мужской "тихости" – в том числе и по отношению к агрессивной жене: " Злуе паганая баба да лупіць яго аберучкі та мешалкаю, та качаргою <…> шкода стала дурному бабу, што яна саўсем атсаділа сабе рукі, от і пабег ён ат яе наўцекача"[189, с. 84]. А чего хотят женщины? Итак, ныне тихость ассоциируется с "неуспешностью". В чем причины? Ведь именно она считалась одним из главных достоинств белоруса не только в XIX, но и, по крайней мере отчасти – в ХХ веке. В том ли, что ныне мерилом человеческой состоятельности считается успешность – и не столько личностно-внутренняя, сколько социальная (успешность, которую видно со стороны)? В том ли, что в современной массовой культуре (и не только белорусской, но и мировой) позитивный образ немногословного, сильного, надежного мужчины (персонифицированный, например, в Брюсе Уиллисе) заменяется образом "мачо" (Антонио Бандерас)? Или – во влиянии феминизма, который из области "ученых штудий" перешел в область той же маскультуры? А может быть, дело в еще не успевшей зажить "травме перестройки", когда в ситуацию гораздо мобильнее и гибче вписались женщины (челночничество, смена профессии на менее квалифицированную, но приносящую доход и т.д.)? Или сработало отношение к алкоголизму – как по преимуществу мужскому пороку? — 278 —
|