Причины этого хорошо известны. Они отнюдь не специфически белорусские, а скорее, "постсоветские": ведь именно литература в СССР замещала дискурсы и даже целые сферы культуры и общественной жизни, которые были под гласным и негласным запретом. Когда же общественная ситуация изменилась, литература утратила свою функцию арбитра, "учителя жизни". Словом, прошли времена, когда литература сплачивала большие группы людей, когда уже само название текста было "брендом", а фамилия автора – паролем. Впрочем, такой "парольностью" по-прежнему обладают имена некоторых белорусских писателей – Василя Быкова, Максима Богдановича, Владимира Короткевича (чуть реже упоминаются Янка Купала и Якуб Колас), а из современников – Светлану Алексиевич, Андрея Хадановича и Адама Глобуса. Рисунки: В. Быков – Запрудник с. 170. М. Богданович (фото) – История имперских отношений, с. 188. Короткевич (бюст) – Сучасны беларускі партрэт, с. 154, или История имперских отношений, с. 443. Белорусский язык как элитарное know-how. Итак, литература утратила свою "арбитражную" позицию, и на первый план выходит требование развлекательности. Отсюда – новый по сравнению с теми же девяностыми – мотив: "Калі "жаночыя раманы" і інш. будзе друкавацца па-беларуску (а яшчэ пажадана пра беларускую рэчаіснаць) ... і гэта будзе цікава і прадавацца ... Лічыце, што зрухі ў моўнай сітуацыі пачаліся. А пакуль на "элітарнай" мове ствараецца "элітарная", "узнёслая" літаратура ... гэта падман і нарцысізм. Філасоўскія стогны ўжо даўно не цікавы... Дзе беларускамоўны "Лук'яненка"? Дзе беларускамоўная "Усцінава"? [133]. Что это значит? То, что за последние два десятилетия белорусский язык и белорусская культура не только утратили налет "вясковасцi", но и приобрели характер "элитарного проекта". Ситуация изменилась коренным образом: если еще в 80-х гг. белорусский язык зачастую считался "гаворкай" села, а в 90-х настойчиво выдвигалось требование сделать белорусский язык престижным и элитарным, то сегодня он порой представляется прерогативой узкого круга интеллектуалов (культурологов, философов и др.). Итак, пусть противоречивыми путями, но цели 90-х (придание белорусскому языку статуса "городского", "высокого языка) были достигнуты. Впрочем остался насущным главный вопрос: как же сделать его обиходным? Путь к "белорусскости". Дискуссии в блогосфере по языковой проблеме можно подытожить словами одного из блоггеров: "я не предлагаю всем завтра же начать говорить по-белорусски. Просто нужно чтобы каждый понемному, на своем месте не забывал о нашем языке. Ведь это совсем не сложно. Совсем не сложно сделать выпуск новостей на белорусском языке на НАЦИОНАЛЬНОМ телеканале, совсем не сложно сделать рекламу на нашем языке, совсем не сложно объявить о прибытии поезда по-белорусски. Просто нужно чтобы каждый, где работает, сделал хоть что-нибудь для своего языка: бизнесмен назвал новый ресторан сакавiтым белорусским словом, строитель возле недостроенного дома поставил табличку «Стой! Небяспечна!», владелец крупного Интернет-портала сделал белорусскую версию, продавщица сказала бы «Калi ласка» вместо вымученного «пожалуйста». Просто нужно каждому по крупице сделать что-то для НАШЕГО языка. Тогда мы сами будем себя уважать, и нас тоже будут уважать. Это к тому, если кто-то не понял при чем тут имидж страны…" [99]. — 274 —
|