|
Во-вторых (и это важнее), этнос присваивает лишь то, что соответствует сложившейся в нем ценностной иерархии. Все "новоприбывшие" заимствования проходят своеобразный процесс "примерки". Заимствования, не отвечающие такой иерархии, могут существовать некоторое время либо в качестве моды, либо как прерогатива определенной субкультуры, но затем вымываются из культуры. Так, например, ушел французский язык в качестве средства общения в России XIX в. Одна из причин этого – смена элиты этноса: если в начале XIX в. это была аристократия, то в его конце – разночинная интеллигенция. На смену краткой моде пришел аутентичный язык – и это в стране, где грамотность была прерогативой "верхов"! Почему же нам представляется, что под влиянием западных СМИ мы легко утеряем исконные основания этнического бытия? Вероятно, потому, что поверхностное выражение культуры заметнее, нежели ее глубинное наполнение. Тем более, что именно в периоды воздействия более "сильной" культуры на более "слабую" и возникают феномены "нациоренессансов". Не случайно спутником глобализации является этнический бум современности. В-третьих, если заимствованные ценности других народов остаются в культуре на долгий срок, это значит, что в культуре назрела инновация, аналогов которой сама она не производит. Таковы универсальные термины науки: поскольку некоторые научные феномены открыты на Западе, немудрено, что они приходят в другие страны в своих западных наименованиях. В таком случае этнос находит способ промаркировать заимствование собственными средствами: например, если заимствованный феномен – элемент вербальной культуры, он "присваивается" с помощью орфографии, шрифта, оформления текста (различие между немецким и австрийским письмом). Можно вспомнить и так называемую "народную этимологию", когда иностранные элементы подстраиваются под систему родного языка ("гувернянька", "полуклиника", "полусадик", "гульвар", "полувер" и т.д.), и язык эмигрантов, включающий новую лексику в рамки привычного синтаксиса ("Если мама сказала "ноу", значит, "ноу"). Рискну предположить, что как таковые ценности вообще заимствуются достаточно редко. Принимаются их элементы, причем, не фундаментальные, а, скорее, "инструментальные", "внешние". Потому молодежью перенимаются модели поведения американских героев, но остаются невостребованными ведущие ценности "культуры-донора". Например, американские формы труда и профессионализма в России и ряде других постоветских стран во многом остались невостребованными. Вероятно, изначально это связано с отличием православного и протестантского (западного) отношения к труду. Несмотря на то, что герои западного масскульта – как правило, люди какой-либо профессии, от постсоветского зрителя и читателя этот момент ускальзает, ибо модель восприятия исходит из сложившейся ценностной шкалы, заложенной в "латентной культуре". Такими ценностями в культуре православия являются нравственные искания и отношения людей, потому читатель и зритель отслеживает элементы художественного текста (книги, фильма и т.д.), связанные именно с этими этнокультурными ориентирами, а остальные остаются "за кадром" сознания. — 21 —
|