|
Она начала дрожать, и ей не удавалось вытянуть булавок, которыми была прикреплена прозрачная ткань. После минутного размышления она пролепетала взволнованным голосом: — Что с тобой?.. Что с тобой?.. Ты сходишь с ума… Ты… ты… Разве ты сам… только что… разве ты не… не надеялся… что он тебе что-нибудь оставит? Жорж стоял около нее и следил за всеми проявлениями ее волнения, как следователь, который старается уловить малейшие промахи подсудимого. Он сказал, делая ударение на каждом слове: — Да… Он мог оставить что-нибудь мне… мне, твоему мужу… мне, своему другу… Понимаешь… но не тебе, своей подруге… не тебе, моей жене. В этом огромная, существенная разница с точки зрения приличий… и общественного мнения. Мадлена тоже пристально смотрела на него, пытливым и странным взором смотрела ему в глаза, словно стараясь что-то прочесть в них, словно желая раскрыть в них ту таинственную сущность человека, в которую мы никогда не можем проникнуть, которая лишь иногда обнаруживает себя на одно короткое мгновение, в минуты беспечности, небрежности или самозабвенья, приоткрывающие дверь в неведомые глубины души. Медленно и раздельно она сказала: — Однако, мне кажется, что если бы… что могли бы найти по меньшей мере столь же странным, если бы он завещал все свое состояние… тебе. Он резко спросил: — Почему это? Она ответила: — Потому что… — она запнулась, потом продолжала: — потому что ты мой муж… потому что, в конце концов, ты познакомился с ним очень недавно, потому что я его старый друг, — я, а не ты, — потому что первое его завещание, написанное еще при жизни Форестье, было уже составлено в мою пользу. Жорж начал большими шагами ходить по комнате. Он заявил: — Ты не можешь принять этого наследства. Она равнодушно ответила: — Прекрасно; тогда незачем ждать субботы, — мы можем сейчас же известить об этом Ламанера. Он остановился перед ней. И снова они простояли несколько мгновений, пронизывая друг друга взглядом, стараясь проникнуть в самые сокровенные тайники души, добраться до самой сути оголенной мысли. При помощи этого горячего и немого допроса каждый из них пытался обнажить совесть другого; это была скрытая борьба двух людей, которые, живя вместе, не знают, подозревают, подстерегают друг друга, друг за другом следят, хотя все же ни один из них не может проникнуть на илистое дно души другого. И вдруг тихим голосом он бросил ей прямо в лицо: — Ну, признайся же, что ты была любовницей Водрека. Она пожала плечами: — Что за глупости!.. Водрек был очень привязан ко мне, очень, но не больше… никогда. — 407 —
|