|
Он топнул ногой: — Ты лжешь. Это невозможно. Она ответила спокойно: — А между тем это так. Он снова начал ходить по комнате, потом опять остановился. — Так объясни мне, почему он оставил все свое состояние именно тебе… Она ответила безучастно и небрежно: — Это очень просто. Как ты недавно сказал, у него не было друзей, кроме нас, или, вернее, кроме меня; он ведь знал меня еще ребенком. Мать моя была компаньонкой у его родственников. Он постоянно бывал у нас; у него не было прямых наследников, и он подумал обо мне. Возможно, что он любил меня немного. Но какая женщина не была так любима? Быть может, эта тайная скрытая любовь подсказала ему мое имя, когда он взялся за перо, чтобы высказать свою последнюю волю. Почему бы нет? он каждый понедельник приносил мне цветы. Тебя это нисколько не удивляло. А ведь тебе он не приносил цветов, не правда ли? Теперь он отдает мне свое состояние по той же причине, и еще потому, что ему некому его оставить. Напротив, было бы очень странно, если бы он оставил его тебе. С какой стати? Что ты ему? Она говорила так естественно и непринужденно, что Жорж начал колебаться. Он сказал: — Все равно, мы не можем принять этого наследства при данных условиях. Это произведет неприятное впечатление. У всех зародятся подозрения, начнутся сплетни, надо мной будут смеяться. Сослуживцы и без того уже очень склонны завидовать мне и нападать на меня. Я должен больше, чем кто-либо другой, заботиться о своей чести и дорожить своей репутацией. Я не могу допустить и позволить, чтобы моя жена приняла такого рода дар от человека, которого в обществе и так уже считали ее любовником. Форестье, быть может, согласился бы на это, но я — нет, ни за что. Она кротко ответила: — Хорошо, мой друг, откажемся: одним миллионом будет у нас меньше. Вот и все. Он снова начал ходить по комнате, размышляя вслух, не обращаясь прямо к жене, но предназначая свои слова именно для нее. — Да! Одним миллионом… Что же делать!.. Он не понимал, составляя свое завещание, какую бестактность, какое преступление против приличий он совершает. Он не видел, в какое ложное, в какое смешное положение он меня ставит. В жизни все зависит от оттенков. Стоило ему завещать половину мне, — и все было бы улажено. Он сел, положил ногу на ногу и стал крутить усы, как он обычно делал в минуты досады, беспокойства и затруднений. Мадлена взяла вышиванье, которым она изредка занималась, и, выбирая мотки, сказала: — Мне остается только молчать. Решать должен ты. — 408 —
|