Человек-волк и Зигмунд Фрейд

Еще одна встреча с Человеком-Волком

После войны я впервые вернулась в Вену в марте 1956 года — через несколько месяцев после вывода российских оккупационных войск. Возвращение в город, где я прожила одиннадцать лет до нацистской оккупации, было несколько странным и грустным, однако в воздухе все же ощущалось дыхание надежды после долгой печальной зимы, которую пережила Вена, начиная с 1938 года и грозных осенних штормов предшествовавших лет.

Первое, что я сделала в те несколько дней,— это увиделась с Человеком-Волком впервые после встречи в Линце в 1949 году. Он меня встретил радостно и горя желанием говорить, слушать и снова говорить. За несколько лет до этого он подробно писал мне о болезни и смерти своей матери, а также о своем уходе на пенсию; сейчас он рассказывал мне некоторые более интимные подробности своей настоящей жизни.

У него было всего лишь несколько близких друзей. Те, с кем он был особенно близок, казалось, все без исключения, страдали невротическими отклонениями и отличались сложным характером, что вместе с его собственными индивидуальными особенностями делало дружбу весьма ненадежной. Часто случались и осложнения с женщинами. Например, он рассказал мне об одной женщине, жене своего бывшего друга, которая вдруг в него влюбилась. Она захотела развестись с мужем и выйти замуж за него. Ему показалось это невероятным, непонятным, поскольку ему было уже шестьдесят девять лет и он достаточно хорошо знал свои недостатки. В конце концов женщина рассказала ему о своей давней любви к американскому солдату и показала ему фотографию этого молодого человека. Человек-Волк заметил очевидное сходство с самим собой и понял, что она перенесла на него свою привязанность. Такой элемент интуиции, казалось, доставил ему большое удовлетворение.

Была и еще одна женщина, которая хотела выйти за него замуж, но на которой он, однако, не хотел жениться; с ней в течение длительного времени у него были тяжелые и запутанные отношения. Между ними несколько раз возникали критические ситуации, и ему вновь приходилось переживать периоды навязчивых сомнений и колебаний. Свои проблемы он обсуждал с каждым, кого в каком-то смысле мог назвать другом, а также с несколькими психиатрами и психологами. Советы этих различных людей были совершенно непохожими, и после бесед с ними он был ничуть не ближе к решению своих проблем, чем прежде. Он находился в состоянии глубокой депрессии и пассивности, размышляя о том, можно ли это назвать «меланхолией». Бросаясь из одной крайности в другую, пытаясь решать свои проблемы, заменяя одно решение другим, чувствуя себя несчастным и неудовлетворенным всем этим, он пошел наконец на компромисс, который продолжается уже около шести месяцев. Частично этому способствовала встреча на улице с женщиной, с которой он порвал и которую уже не надеялся увидеть вновь. Насколько я поняла, «случай» оказывает на него такое сильное воздействие, что он склонен был видеть во многих подобных этому случайных событиях направляющий перст судьбы. Возможно, это был его собственный способ разрешения своих навязчивых сомнений и колебаний своеобразным мысленным подбрасыванием монетки. Придя к своему компромиссному решению, он пребывал в гораздо лучшем расположении духа, депрессия оставила его, и он рисовал с большим энтузиазмом, чем прежде. Конечно, его интересовало мое мнение относительно того, насколько правильно он поступил, а я, как обычно, делала лишь общие комментарии, говоря о том, что лучше всего, вероятно, судить уже по результатам. Поскольку ни одно из принимаемых им решений его не удовлетворяло, лучше всего было бы не форсировать события, а позволить им развиваться самим по себе, без давления. Слово «насилие» (gewalf) явно ему понравилось, и он ухватился за него. «Именно так! — воскликнул он.-' Все, что я делаю без желания, оказывается ложью. Я не должен насиловать себя при принятии решения».