Психология Юнга и буддизм

Последователь Ваджраяны также скажет, что дей­ствие, которое приковывает человека к миру с его бес­конечной нищетой, может также помочь ему достичь просветления, если оно рассматривается в другой пер­спективе, то есть в знании Праджни и Упаи.

Как и в гомеопатической медицине, здесь симптомы не устраняются, а скорее провоцируются, чтобы усугу­бить болезнь, что является необходимым этапом к их полному устранению. Таким образом гнев излечивает­ся гневом, желание — желанием и т.д. как только они преобразуются в мудрость. Но это будет обоюдоост­рый меч: этот путь может равным образом привести к патологии и к просветлению. Поэтому его нельзя про­водить без помощи квалифицированного учителя, наделенного состраданием и самого достигнувшего муд­рости. Вот также почему учения и реальные практики к держались в секрете: чтобы получить их истинную цен­ность и вызвать желаемые последствия, они должны передаваться многоопытным учителем и в соответствующих обстоятельствах. В действительности, они обречены на дальнейшую секретность, чтобы не раскрывать их непосвященному. Ибо так же, как всякое эзоте­рическое учение, их можно преподносить очень постепенно, в таком темпе, в каком ученик готов их усваивать или, скорее, сам открывать их для себя.

Во время процесса преобразования и в различных высших состояниях сознания, которые будут достигнуты последователями Ваджраяны, используется боль­шое множество техник и великое разнообразие молитв и ритуалов. Все эти средства предназначены для полного выражения нашего существа, тела, слова и разума. Их цель состоит в активизации и претворении в жизнь мощных сил, пребывавших в дремлющем состоянии в глубинах бессознательного. Речь идет о нашем столк­новении с самой глубинной природой для нашего же пробуждения.

Три базовых метода заключаются в чтении мантр, священных слов, в которых подразумевается слово; в выполнении ритуальных жестов — мудр — подразумевающих тело; медитации, в частности визуализации и отождествлении с божествами, что подразумевает разум.

Задача всех тантр состоит в обучении средствам, благодаря которым мы можем высвободить божественный свет, который, благодаря своему таинственному присутствию, лучится в каждом из нас, хотя он и • рыто вплетен в структуру нашей внутренней психики.

ГЛАВА II. К. Г. ЮНГ

Через два с половиной тысячелетия после Будды, при­мерно век назад, на другой стороне земного шара отно­сительно Индии родился Карл Густав Юнг. Он появил­ся на свет и провел всю свою жизнь в Швейцарии, этой очаровательной и мирной стране, расположенной в са­мом сердце Европы и западного мира, которая не зна­ла войны в течение очень длительного времени. Его родители и предки как с отцовской, так и с материн­ской стороны были коренными швейцарцами, с глубо­кими корнями в своей родной земле и сильно прики­певшими к ее нравам и обычаям, которые не знают и не терпят никакой перемены. Карл Густав любил свою страну, но с самого юного возраста он чувствовал, что ее красота принадлежит времени и пространству, вы­ходящим за узкие пределы этой маленькой нации с ее незыблемым общественным укладом. Его самыми первыми воспоминаниями — первым интуитивным ощущением чего-то, что выходит за рамки его разуме­ния,— было умиление в счастливом созерцании голу­бых вод озера Констанс и белоснежных вершин вели­чественных Альп. Ему уже тогда казалось, что-то был центр мира, но не мира его родителей и нескольких миллионов швейцарцев, а интимного внутреннего ми­ра в самом его сердце, отражение которого он видел в спокойных водах озера и который простирался до аль­пийских вершин и дальше до бесконечности. Он рос и превращался в чувствительного и замкнутого человека, часто не принимавшего верования своих родителей и требования своих преподавателей. В школе он остро ощущал свою необычность, иногда даже неприспо­собленность по сравнению с другими учениками. Совершенная мелочь могла его ранить, и он был под­вержен приступам гнева, когда оказывался жертвой несправедливости, как, например, однажды, когда учи­тель обвинил его в лукавстве. Но именно в такие моменты он обращался к своей, как он говорил, «лич­ности номер два» и находил там укрытие. Эта личность ощущалась им именно как его настоящая, аутентичная самость, глубоко укореняющаяся в самые первоначаль­ные истоки человечества и даже дальше — туда, что су­ществовало до человечества.