Психология Юнга и буддизм

«В каком-то смысле моя жизнь была квинтэссенцией того, что я написал» — говорит К. Г. Юнг во введении к своей автобиографии. Таким образом, нужно рас­сматривать его полное существование и то, что он сам называет своим мифом, как неделимую целокупность, которая развивается в бесконечном развертывании, в постепенном развитии присущего ему единого зерна. Нельзя пренебречь никаким событием, никаким аспек­том его внешней, равно и его внутренней жизни: все способствует приданию смысла его творчеству.

«Мое существование — это то, что я сделал, это моя научная работа; одно неотделимо от другого. Работа является выражением моего внутреннего развития, ибо груз содержания бессознательного формирует че­ловека и влечет за собой его трансформации. Мои ра­боты могут рассматриваться как станции вдоль моей жизненной дороги».

В жизни Юнга был один особо плодотворный пери­од, когда зародились новые идеи, которые заполнили нее его дальнейшее существование. Речь идет о перио­де, последовавшем за его разрывом с Фрейдом, когда на какой-то момент он потерял свои ориентиры. Это было время смятения, волнения, изоляции, глубокого одиночества — внутреннего хаоса. Юнга одолевали темные сны, хаотические образы и видения, он был охвачен каким-то приливом бессознательных материа­лов, которые в какие-то мгновения заставляли его сомневаться в своем умственном здоровье. В определенном смысле этот период вполне можно сравнить с психотическим разрывом. Но это также был решаю­щий момент, главный перекресток, один из самых со­зидательных привалов на всем протяжении его жиз­ненной дороги.

Здесь нам на память приходит образ молодого Сиддхартхи Гаутамы. Невинный принц, ведущий очень за­щищенную жизнь, внезапно потрясен, открывая для себя трагическую сторону жизни — болезнь, старость и смерть. Мы помним его решимость найти ответы на за­гадки жизни, его неудовлетворенность первыми отве­тами эрудитов; потом открытие этих ответов внутри себя самого в состоянии глубокой медитации под дере­вом бодхи. Точно так же не мог Юнг найти ответы на свои собственные вопросы ни у Фрейда, ни у кого-либо другого, ни в книгах, ни в каких-то теориях, и совсем как Сиддхартхе, ему пришлось все покинуть и отпра­виться в путь в поисках ответов внутри своей собствен­ной психики. В своей автобиографии Юнг рассказыва­ет, что он чувствовал себя обязанным самому испытать первоначальное ощущение. Однажды он сел за свой письменный стол, обхватил голову руками и погру­зился в глубины своей психики, следуя за спонтанны­ми импульсами своего бессознательного. Это было начало целого эксперимента, который растянулся на несколько лет; изобилие материала, который выплес­нулся из него позднее, послужил основой для самых значительных и самых созидательных работ Юнга. В течение этого периода Юнг не только внимательно изучал свои сны, фантазмы и видения, но также облек их в письменную форму, иллюстрируя собственными рисунками, и собрал их воедино в своей знаменитой «Красной книге». И, поскольку у него было научное об­разование, он почувствовал внутренний долг понять значение всех этих материалов. «Я вменил себе в обя­занность вывести конкретные заключения на основе этих глубинных восприятий, которые мне были даны исследованием бессознательного — и эта задача долж­на была стать трудом целой жизни». Ему надо было показать, что эти совершенно личностные эксперимен­ты, к тому же совершенно субъективные, потенциаль­но касались всего человечества, ибо они были сущно­стной частью природы психики. Однако речь здесь шла о революционном пути в научной методологии, «новом взгляде на жизнь». Но прежде всего Юнг дол­жен был доказать, что его собственный опыт является совершенно реальным, что каждый из людей мог пере­жить такой опыт, и бессознательное — вполне доказуе­мая психическая реальность, несмотря на то, что эта реальность имеет свой собственный стиль и свой соб­ственный язык, универсальный язык образов и симво­лов. Кроме того, Юнг отдавал себе отчет в том, что восприятия, проистекающие из бессознательного, дол­жны принимать форму этической обязанности.