Мечтание и интерпретация

Следующая встреча началась с того, что г-жа В. подобрала кусочек нитки, лежавший на кушетке, с преувеличенным жестом отвращения подняла его двумя пальцами и бросила на пол, прежде чем улечься. Когда я спросил, что может означать такое начало нашей встречи, она смущенно засмеялась, как будто была удивлена моим вопросом. Обойдя мой вопрос, пациентка сказала, что сегодня с самого раннего утра ее обуяла навязчивая мания уборки. Она проснулась в четыре утра в состоянии сильнейшего возбуждения, которое можно было облегчить, только убираясь в доме, особенно наводя чис­тоту в ванной. Г-жа В. сказала, что чувствует себя неудачницей в жизни и в анализе, и ничего больше не остается, как контролировать “эти смешные вещи”, которые находятся в ее власти. (Я чувствовал ее отчаяние, но это объяснение было слишком книжным.) Пациентка продолжила, заполняя первые полчаса сеанса всякими пустяками. Моя попытка проинтерпретировать ее навязчивую/пустяковую деятельность как тревожную реакцию на то, что она сказала слишком много (создала “беспорядок” на предыдущей встрече), было поверхностно принято, после чего г-жа В. продолжила свои пустяки.

Когда пациентка погрузилась в свои защитные пустяки, я поймал себя на том, что наблюдаю игру солнечных лучей на стеклянных вазах на подоконнике одного из окон моего офиса. Очертания ваз были приятными. Они были очень женственными и напоминали об очертаниях женского тела. Немного позже у меня появился образ большой емкости из нержавеющей стали в каком-то месте, похожем на фабрику, возможно, на пищевую фабрику. Мое внимание в этой фантазии было с тревогой приковано к механизму, прикрепленному к одной из емкостей. Оборудование громко клацало. Я не понимал, что так пугает меня, но казалось, что механизмы работают не так, как должны, и вот-вот может произойти серьезный сбой с катастрофическими последствиями. Мне вспомнилось крайнее затруднение, которое испытывали г-жа В. и ее мать при кормлении грудью. Согласно рассказу матери г-жи В., пациентка так сильно кусала материнские соски, что они воспалились и кормление грудью было прекращено.

У меня возникла мысль, что я переживаю чувственное и сексуальное оживление, находясь с г-жой В., но встревожен этим и превратил ее женственность (в частности, ее груди), в нечто неживое (емкость из нержавеющей стали и его сосок/механизм). Как будто я почувствовал, что за сексуальным желанием к г-же В. и сексуальным удовольствием, получаемым с нею, должна немедленно последовать катастрофа. Эти желания и страхи возникли неожиданно для меня, поскольку вплоть до этого момента я не чувствовал никакого сексуального или чувственного влечения к г-же В. и на самом деле осо­знавал сухость и скуку, которые были результатом полного отсутствия этого измерения опыта. Я подумал о том, как г-жа В. выгибала спину за два сеанса до этого и впервые ощутил образ этой женщины, изгибающей спину на кушетке, как непристойную карикатуру на половой акт.