Затем я стал (не вполне осознавая этого) думать о том, что несколько часов назад мне позвонил друг, только что перенесший диагностическое исследование сосудов сердца с помощью катетера. Он сказал, что завтра ему будет сделана срочная операция аорто-коронарного шунтирования. Мои мысли и чувства перешли от тревоги и огорчения по поводу болезни и предстоящей операции друга к фантазии, что мне самому сообщают о том, что мне срочно необходима такая операция. В своей фантазии о получении этого известия я вначале почувствовал сильный страх, что никогда не проснусь после операции. Страх вызвал ощущение психического онемения, чувство отстраненности, напоминающее начало эмоционального отупения, после того как быстро выпьешь стакан вина. Это онемение тихо перетекло в другое чувство, с которым даже не было связано никаких слов или образов. Переживание этого нового чувства предшествовало любой форме мысли или образа, подобно тому, как человек просыпается иногда ото сна с сильной тревогой, телесной болью или каким-то другим чувством и только через несколько секунд вспоминает события жизни или сон, с которыми эти чувства связаны. В описываемом мной случае на сеансе с г-жой В. я осознал, что это новое чувство было ощущением глубокого одиночества и потери, которое было несомненно связано с недавней смертью близкой подруги J. Я припомнил чувства, которые испытывал, разговаривая с подругой вскоре после того, как ей поставили диагноз: рецидив рака груди. Совершая длинную прогулку воскресным утром, мы вместе пытались “вычислить”, каким будет следующий этап лечения ее рака, давшего обширные метастазы. Во время этой прогулки (я думаю, для нас обоих) наступило минутное освобождение от глубокого ужаса, который вызывало происходящее, пока мы взвешивали различные возможности, как будто рак был излечимым. Когда я мысленно возвратился к фрагментам нашего разговора, мне показалось, что чем более практическим становился наш разговор тогда, тем больше он исполнял наши желания — мы вместе творили мир, в котором все действовало и было взаимосвязано. Это было не пустое чувство, когда выдаешь желаемое за действительное, — а чувство, исполненное любви. В конце концов, ведь это же справедливо, что 3 плюс 8 равно 11. В этом фрагменте мечтания присутствовало не только желание справедливости, но и желание, чтобы кто-то следил за правилами. В тот момент своего мечтания я осознал то, что испытывал прежде: мир исполнения желаний, который J. и я создавали, был миром, где не было “мы”: она умирала, а я говорил о ее умирании. До этого момента на сеансе я не осмеливался почувствовать, насколько она была одинока в своем состоянии. Я ощутил очень болезненный стыд из-за трусости, которую я проявил, защищая себя именно так, как я это сделал. Более того, я почувствовал, что оставил свою подругу еще более изолированной, чем она должна была быть, не признав полностью степень ее изоляции. — 73 —
|