Мечтание и интерпретация

Во время той фазы работы, когда развертывалось данное повествование и происходило это понимание, я испытывал все возрастающее ощущение связи и преемственности между содержанием вербальных символизаций г-жи А. и матрицей переноса-противопереноса (Ogden 1991a). Первые годы анализа были ретроспективно отмечены несвязностью манифестного и латентного, вербального содержания и контекста переживаний. Манифестный и осознаваемый аспект аналитических отношений был практически разобщен с полным проблем, возбуждающим “вторым повествованием”, которое сопротивлялось символизации и поэтому оставалось властной, эротизированной (преимущественно бессознательной) интерсубъективной конструкцией.

Обсуждение

Первое, о чем заявила мне г-жа А., — что ее брак (бессознательно — ее жизнь) был “обманом”. Мне потребовалось много времени, чтобы хоть сколько-нибудь глубоко понять, что она бессознательно пыталась рассказать мне.
С самого начала в поведении г-жи А. присутствовала подспудная соблазняющая близость. Кроме того, ее поведение казалось таинственным, и это свойство пере­давало все то, что не было сказано, что заставляло меня ощущать себя так, будто я нахожусь “в темноте”, возможно, — бессознательно — в затемненной спальне. Ретроспективно мои первоначальные мысли о пациентке и обо мне как о персонажах детективного фильма можно понять как отражение моего бессознательного чувства, что аналитические отношения строятся на фундаменте, состоящем из путанной смеси грандиозных эротизированных фантазий, лукавства, самообмана и фоновой темы перверсной первичной сцены (садомазохистские инцестуозные отношения, описанные в “Чайнатауне”).

Рассказы пациентки о ее детстве (ее истории) я воспринимал не только как интересные, но и как увлекательные. Так пациентка пленялась сама и пленяла меня иллюзией, что она занимает привилегированное положение: выглядит ребенком, но чувствует себя не ребенком в этом тайном мире взрослого сексуального возбуждения и эксгибиционизма. Она наблюдала и участвовала (на расстоянии) в “вечеринках” (которые бессознательно приравнивались к первичной сцене). Пациентка чувствовала, что никакому обыкновенному ребенку не разрешили бы узнать, а тем более видеть, слышать, обонять или трогать эти необыкновенные события. Г-жа А. представляла, что знает важные и пугающие секреты, например, секрет финансового, сексуального, эмоционального банкротства своего отца и то, что некоторым людям удавалось оставаться и мужчинами и женщинами (как это проявлялось в гомосексуальности и трансвестизме, которые она наблюдала и отчетливо помнила).