|
Г-жа А. начала понимать, насколько бесценны были элементы перверсной защиты для того, чтобы предохранить ее от невыносимого переживания смерти. В ходе анализа пациентка описывала аспекты своей жизни, на которые прежде ссылалась, но которые едва ли существовали в анализе как “аналитические объекты”, т.е. как события, имевшие значение, которые могли замечаться, рассматриваться и становиться объектом размышления в контексте системы разрабатываемых смыслов. Было бы неточным сказать, что эти восприятия прошедших событий были бессознательными или сознательно скрывались; скорее, эти в основном не проговариваемые аспекты ее жизни (которые будут обсуждаться) ощущались настолько не связанными с развлекающими историями, что “мне никогда не приходило в голову говорить о таких вещах”. (См. Фрейда [Freud 1927], который обсуждает процесс радикальной психической разобщенности, являющейся элементом перверсии. Аналогичная форма расщепления отражалась моими противопереносными переживаниями, что я нахожусь “в темноте”, “двигаюсь вслепую” или у меня в сознании есть “дыры”.) Позже г-жа А. сказала мне, что с детства она чувствовала себя “поглощенной” тем, чтобы заставить людей — мальчиков и девочек, мужчин и женщин — воспринимать ее таинственной и сексуальной. В старших классах для нее стало “настоящей навязчивостью” заставлять мальчиков “преследовать ее”. “Где бы я ни была и что бы ни делала, я краем глаза наблюдала за тем, кто смотрит за мной”. В подростковом возрасте г-жа А. была крайне промискуинной. В старших классах она думала о себе как о “свободолюбивой бунтарке”, но со временем ей стало неприятно, что ею движет нечто, чего она не может контролировать. Более того, она ни с кем не могла говорить о своем чувстве отсутствия контроля, что засталяло ее чувствовать себя очень одинокой. Г-жа А. пыталась компенсировать свое ощущение изолированности тем, чтобы никогда не быть одной. Она рассказывала о бесконечных ночных разговорах с однокурсниками в колледже, во время которых они засыпали, и пациентка тоже ложилась спать у них на полу. Во время периода промискуитета и изоляции пациентка была практически не способна говорить сама с собой или с кем-то другим о том, что с ней происходит. То, что могло бы стать мыслью или чувством, переживалось как очень сильное мышечное напряжение в сочетании с разнообразными психосоматическими заболеваниями, включая хроническую аменорею, дерматит и тяжелые головные боли. Г-жа А. была не в состоянии сосредоточиться и могла учиться, только часто списывая на экзаменах или используя работы других студентов. Списывание само по себе было возбуждающим. Г-жа А. испытывала удовольствие, “демонстрируя” своим друзьям, какому риску она подвергалась. — 38 —
|