Мечтание и интерпретация

Несколько теоретических комментариев

Сложив вместе понимание аспектов перверсного переноса-противопереноса, которое мы обсуждали выше, и мой опыт анализа сходных переносно-противопереносных отыгрываний при работе с другими пациентами (Ogden 1994b), я хочу предложить свои соображения о структуре этой формы перверсии. Перверсный индивид такого типа переживает чувство внутренней смерти, недостаточно интенсивное чувство своей жизни как человеческого существа (Khan 1979; McDougall 1978, 1986); в то же время у него развивается ряд символических защитных фантазий о том, что жизнь существует в сношении (как сексуальном, так и несексуальном) между родителями и что “единственный способ “приобрести” жизнь — включиться в это сношение (источник жизни), из которого данный человек исключен и “оставлен без жизни” (Britton 1989, Klein, 1926, 1928; Meltzer 1973; O’Shaughnessy 1989). Конечно, в буквальном смысле именно родительское половое сношение является источником жизни пациента, но этот биологический факт для перверсного пациента не становится психологическим фактом.

В то же время эти перверсные пациенты фантазируют/переживают родитель­ское половое сношение (в самом широком смысле этого слова) как пустое собы­тие и представляют, что безжизненность первичной сцены является источ­ником их собственного чувства внутренней смерти. Отчасти эта фантазия основана на собственных завистливых атаках пациента на родительское половое сношение. Она также отражает переживание пациентом (сочетание восприятия и фантазии) пустоты связи между родителями. Это восприятие/фантазия об отсутствии жизни в сердцевине человеческого отношения/сношения оставляет у перверсных индивидов чувство, что нет надежды приобрести чувство жизни их собственного внутреннего мира и отношений с внутренними объектами. Для подобной перверсии специфической является компульсивная эротизация пустоты, ощущаемой в центре того, что должно быть и претендует на то, чтобы быть порождающим союзом между родителями. Возбуждение, порождаемое этой эротизацией, используется в качестве замены ощущения собственной человеческой жизни, так же как и признания человечности других людей. Такая эротическая замена бессознательно переживается как ложь, и другие люди компульсивно включаются в отыгрывание этой сексуализированной лжи.

Бессознательно фантазируемое пустое родительское половое сношение защитно приобретает возбуждающий характер частично путем придания ему опасности. Такие перверсные пациенты постоянно и компульсивно включают других в процесс отыгрывания фантазии о вторжении в половое сношение родителей так, что эти отыгрывания начинают угрожать жизни пациента (McDougall 1986). В то же время существует критически важный акт самообмана, позволяющий пациентам изолировать себя от осознания реальности угрозы, которой они себя подвергают. Индивид обманывает себя и гордится собой, уверенный в том, что способен “подлететь к пламени ближе”, чем кто-либо другой, не причинив себе вреда. Он считает, что у него иммунитет ко всем опасностям и в то же время они его сильно возбуждают. Отчаянная потребность извлечь жизнь из (и ввести жизнь в) пустое родительское половое сношение приводит к тому, что пациент отрицает внешнюю реальность и (бессознательно) претендует на существование вне закона (включая как законы общества, так и законы природы) (Chasseguet-Smirgel 1984). Поскольку психологическая жизнь индивида в некотором смысле уже утрачена (или, точнее, никогда не существовала), мысль о том, что ему нечего терять, имеет реальную основу.