По мере того как я “выходил” из своего мечтания и последующих мыслей, я попытался снова сосредоточиться на том, что говорит пациентка. Конечно, я вернулся не в то “место, которое мы покинули”, но в “место”, которое никогда раньше не существовало. Г-жа А. вначале говорила о своем сне, связывая свои постоянные страхи о том, что я болен, с тем, что во сне болезнью была депрессия. Затем она сказала, что сон напомнил ей том, что произошло в приемной перед началом сеанса: она взглянула на меня, чтобы увидеть, не устал ли и не болен ли я — нет ли у меня темных кругов под глазами. Она надеется, что я не заметил, что она “так” смотрела на меня. Затем пациентка резко сменила тему. Я спросил, не почувствовала ли она тревогу, когда оборвала себя посреди своих наблюдений и чувств по поводу того, что наблюдала в приемной. Пациентка ответила: “Я чувствовала себя не в своей тарелке. Это опасно — так подробно говорить, как я гляжу на вас”. (Мне показалось, что пациентка бессознательно попыталась [тревожным и амбивалентным способом] сказать мне об опасностях возбуждающей драмы наблюдателя и объекта наблюдения, которая разыгрывалась в анализе и была изображена во сне.) Я сказал, что, на мой взгляд, г-жа А. переживала себя во сне и, возможно, во взаимоотношениях со мной более чем в одном месте в одно и то же время. Хотя отчасти она чувствовала себя одной из тех людей, которые смотрят в окно, мне кажется, что она также идентифицировала себя с грязным стариком в моем офисе и наблюдала за ним, когда он с возбуждением наблюдал за ней. (Общность между стариком и мной во сне была столь явной, что я посчитал необязательным упоминать об этом.) Я сказал г-же А., что она связала сон с тем, что бросила на меня украдкой взгляд в приемной. Я сказал ей, что, как мне кажется, она уже в течение некоторого времени хочет, чтобы я понял, и боится, что я могу понять важность особого рода тайных взглядов, вызывающих у нее чувство стыда. На мой взгляд, она пыталась показать мне во сне, что есть один аспект в наших отношениях, который включает в себя особого рода возбуждение, связанное с переживанием тайного подглядывания и тем, чтобы быть пойманным в процессе этого возбуждающего подглядывания. (В тот момент я решил более конкретно не говорить об отыгрывании в аналитической ситуации, чтобы не включаться в другую форму садомазохистской активности.) Интерпретация вызвала ощутимое чувство облегчения как у пациентки, так и у меня. После моих комментариев г-жа А. несколько минут помолчала (это был первый период продолжительного молчания на протяжении всего анализа). Пока пациентка молчала, я чувствовал себя так расслабленно, как никогда прежде с г-жой А. — 36 —
|