|
Там, где подобное социальное состояние достигает своего расцвета, открывается путь к тирании, а свобода индивидуума заменяется его духовным и физическим рабством Поскольку любая тирания сама по себе аморальна и гнусна. она гораздо более свободна в выборе средств, нежели организация, все еще продолжающая отчитываться перед каждым отдельным человеком. Если в тираническом государстве такая организация окажется в оппозиции, то она быстро почувствует на себе все фактические недостатки своей моральности и начнет, по возможности, пользоваться теми же самыми средствами, что и официальная власть. Так, зло неизбежно начинает распространяться, даже если удается избегать прямого контакта сторон. Подобное развитие событий наиболее и явно опасно там, где решающее значение приобретают большие числа и стандартизованные ценности. А этого как раз в нашем западном мире более чем достаточно. Большие числа — массы и их всеподавляющая власть — день ото дня в той или иной форме бросаются нам в глаза в газетах, и тем самым незначимость каждого отдельного человека проявляется и в том, что он лишается всякой надежды где-либо и как-либо быть услышанным. Ему нис- 214 К. Г. ЮНГ колько не помогают истертые до пустословия идеалы liberte. egalite, fraternite1, ибо этими словами он может аппелировать только к своим палачам — представителям массы. Сопротивление организованной массе может оказать лишь тот, чья индивидуальность организована так же, как и масса. Я вполне отдаю себе отчет, что эта фраза непонятно звучит для современного человека. В уяснении ее ему могли бы помочь средневековые представления о том, что человек является микрокосмосом, так сказать, уменьшенным отображением большого космоса, макрокосма, но они уже давно исчезли из обихода, хотя уже само существование миропостигающей и мирообуславливающей психики человека могло бы многому научить каждого из нас. Воззрение о микрокосме не просто присуще человеку как существу, обладающему психикой, но он сам вновь и вновь создает и воспроизводит его. Человек соответствует большому миру, с одной стороны, в силу рефлексирующей деятельности его сознания, а с другой стороны, благодаря наследственной архетипической структуре его инстинктов, связующей его с окружающим миром. Своими влечениями он не только привязан к макрокосму, но и в определенном смысле этого слова раздираем ими, ибо его желания тянут его в разные стороны. В силу этого человек вступает в постоянное противоречие с самим собой, и лишь в редчайших случаях ему удается придать своей жизни единую цель, за что он, как правило, дорого расплачивается, вытесняя прочие стороны своего существования. В таких случаях нередко хочется спросить, а стоит ли вообще усиливать подобного рода односторонность, ибо естественное состояние человеческой психики заключается в определенном взаимопротивостоянии ее компонентов и в определенной противоречивости ее форм поведения, то есть в определенной диссоциации. По крайней мере, Дальний Восток так понимает приверженность «десяти тысячам вещей». Это состояние требует упорядоченности и синтеза. — 155 —
|