Конечно, научная психология должна быть абстрактной. то есть удалиться от своего конкретного предмета настолько, чтобы едва не терять его совсем из виду. Поэтому и получа ется, что познания лабораторной психологии с обыденной точки зрения бывают до странного неинтересными и далеки ми от истинных озарений. Но чем сильнее завладевает вниманием индивидуальный объект, тем живее, практичнее и полнее становятся полученные знания. Впрочем, при этом усложняются предметы исследования, а ненадежность отдельных факторов возрастает прямо пропорционально их числу, то есть увеличивается вероятность ошибки. Понятно, что академическая наука чурается этого риска и предпочитает пренебрежительно обходиться со сложными явлениями в уго- Настоящее и будущее 207 ду упрощенной постановке проблемы, делая это вполне безнаказанно. Наука обладает полной свободой в выборе вопросов, которые она собирается задавать природе. В такое более или менее завидное положение ни в коем случае не попадает клиническая психология. Здесь вопросы задает объект, а экспериментатор, врач работает с явлениями, которых он не выбирал, да и не стал бы "выбирать, будь на то его воля. Болезнь или больной задают вопрос, требующий своего разрешения, то есть это уже природа экспериментирует с врачом, ожидая от него ответа. Своеобразие индивидуума и его уникальная ситуация предстают перед врачом и требуют от него ответа. Врачебный долг заставляет его вступать во взаимодействие со своим больным, оказавшимся в сложной ситуации, переполненной случайными факторами. Сначала врач, конечно, вступит в общение с больным, опираясь на общепринятые профессиональные положения, но через некоторое в зависимости от обстоятельств время он будет вынужден признать, что подобного рода правила не в состоянии ни отобразить ситуацию, ни ответить на вопросы, связанные с конкретным существом дела. Чем глубже понимание врача, тем меньшую роль играют общепринятые правила. Но ведь они-то и являются мерилом и основанием объективного познания. То, что и врач, и пациент воспринимают как «понимание», все больше субъективирует ситуацию. То, что сначала было преимуществом, угрожает превратиться в опасный недостаток. Благодаря субъективированию (выражаясь техническим языком: перенос и контрперенос) возникает изоляция от окружающей среды — или ограничение социальных возможностей — вещь нежелательная, но всегда появляющаяся там, где преобладает понимание и где его уже нельзя уравновесить знанием. Чем глубже понимание, тем больший разрыв между ним и познанием. Идеальным пониманием было бы не познающее сопровождение, а сочувствие, связанное с абсолютной субъективностью и социальной безответственностью. Впрочем, столь далеко идущее понимание невозможно, ибо оно потребовало бы обоюдного взаимоуподобления двух различных индивидуумов. Рано или поздно взаимоотношения достигнут той точки, — 150 —
|