Тут надо заметить, что далеко не все полезные возможности психотерапевтической литературы использованы. В частности, большинство авторов исходят из традиций построения текстов, принятой в научной литературе, и немало не заботится ни о риторических, ни о художественно-стилистических достоинствах своих текстов, об “удовольствии от текста” (Р. Барт) их возможного читателя. Отчасти это и понятно — большая часть рекрутирующей деятельности осуществляется в рамках непосредственного контакта, в ситуации обучающего тренинга или анализа. В любом случае автору следует позаботиться о беллетризации текста, насколько это в его силах. Не вызывающая интереса научная проза имеет право на существование только в тех случаях, когда автор способен экспериментально обосновать адекватность своего теоретического построения и эффективность основанной на нем практики. Отсутствие такой возможности должно, понятное дело, сглаживаться соображениями иной привлекательности. “Занимательность, краткость и четкость изложения, предельная изящность формы, ирония — вот чем так привлекательна проза Пушкина” (М. М. Зощенко, 1960, с. 607). Собственно, тем же самым нас должен заинтересовывать и достойный психотерапевтический текст. Критический анализ этих текстов должен осуществляться приблизительно с той же точки зрения, с которой мы оцениваем художественное творение. Подспудная беллетризация психотерапевтической литературы, примеры чему может привести любой читатель, отражает вполне естественную политику школ. Потребитель теоретического продукта не должен скучать ни в каком случае. Следует, однако, оговориться, что форма научного построения дискурса все же необходима для сокрытия неоднократно обсуждавшихся нарцистически-экспансионистских склонностей психотерапевтов как класса. Несмотря на процесс постоянного бегства из медицины, психотерапия относится к разряду терапевтических практик и подспудно неизбежно ориентируется на медицинскую модель. Так что любой текст, имеющий отношение к психотерапии, несет на себе отпечаток того же противоречия, которым отмечена вся эта область знания, а именно: необходимость быть “наукой о духе” в форме, однако, естественнонаучной дисциплины. Как уже говорилось, терапевты различных направлений отдают дань жанру клинического случая в силу того, что он дает им возможность наглядно и отчетливо продемонстрировать достоинства их школьного метода. Разумеется, автор этих строк испытывает сходное искушение, а именно — явить читателю нарцистические свидетельства своей терапевтической силы. К сожалению, рамки данного исследования не оставляют никакой возможности для публикации случаев удачных исцелений из собственной практики. В тексте, описывающем порождающие структуры психотерапевтического метода, в качестве “историй болезни” могут приводиться только истории сочинения психотерапий и построения вокруг них организационных образований — собственно школ. — 258 —
|