|
о размерах убитого зверя или пойманной рыбы. С другой стороны, такое дискурсивное поведение является следствием агрессивного отношения к гипнозу, психоанализу со стороны так называемой медицинской общественности. Порою как удачные в психотерапии расцениваются случаи совершенно особого рода. Ни в какой другой терапевтической практике их не то чтобы даже не взялись описывать, а, скорее всего, попросту не стали бы и упоминать. Вот А. Минделл, например, так завершает описание подобного случая: “После этого я часто навещал своего пациента, и каждый раз, когда я был рядом, он “взрывался”. Он издавал разные звуки, плакал, кричал — и все это безо всякого понуждения с моей стороны. Его проблема стала понятна ему; сами телесные ощущения заставляли его остро осознавать, что ему следует делать. Он прожил еще два или три года и умер, научившись лучше себя выражать” (курсив наш, — А. С.) (A. Mindell, 1985, р. 7). Критерий терапевтического успеха здесь, понятно “лучше себя выражать”, а “умер” в смысле оценки успеха как бы даже не берется в расчет. Тот же А. Минделл, как уже упоминалось, описывает случаи психотерапии с пациентами, находящимися в состоянии предсмертной комы. Случаи эти рассматриваются им как вполне успешные, во всяком случае достойные терапевтических усилий. Это несмотря на то, что они благополучно кончаются смертью пациентов, причем смерть наступает вскоре после завершения психотерапевтических действий, которые, по мнению автора, были, по меньшей мере небесполезными. Главным героем психотерапевтического случая как жанра всегда является не пациент, но терапевт. Жанр случая формируется под влиянием нарциссизма терапевта, а вовсе не так называемого научного интереса. Это он, терапевт, упорно ищет первопричины проблем клиента, он отгадывает загадки, которые ставит перед ним случай, он преодолевает упорное сопротивление, он возбуждает в пациенте “переносное” чувство и мужественно, ответственно сдерживает собственный контрперенос, это он одерживает в конце концов победу. Отдельным случаям свойственна даже некоторая исповедальная авторская интонация, когда повествование о поиске выхода из сложившейся ситуации построено как рассказ от первого лица и явно написано в жанровых традициях психологической прозы. Сопротивляющийся пациент выступает в относительно пассивной роли, позволяя, однако, терапевту показать себя героем, побеждающим препятствия. В сущности, любой текст, порожденный психотерапевтической школой, носит рекрутирующий характер, и текст истории болезни (лучше сказать — истории терапии) здесь не только не исключение, но даже наоборот — крайняя степень — 256 —
|