|
Уж коль скоро индивидуальное целое поделено на части, а, кроме того, отделено от надындивидуального, то разговора о границах, которые, собственно, и обозначают это отделение, не избежать. Этот разговор был начат в свое время все тем же Фрейдом, который ввел в обиход понятие цензуры, пропускающей в сновидения подавленные желания не иначе как в символически искаженном виде. Таким образом получалось, что некое содержание должно было пересечь определенную границу, которая в данном случае отделяла одну инстанцию от другой, а именно — сознание от бессознательного. Позднее в “Я и Оно” (З. Фрейд, 1991) Фрейд начертал известную топографическую схему психики, отметив на рисунке соответствующие участки, не обозначив между ними, однако, четких границ. И в самом деле, граница здесь является метафорой, существующей лишь в воображаемом пространстве, размеры, конфигурация и характер которого нам ведомы очень приблизительно. Понятно, что ни о какой четкости и определенном расположении в пространстве речи здесь идти не может. Граница между инстанциями в контексте глубинно-психологической парадигмы сформирована системой запретов, в процессе же психотерапии проявляется сопротивлением, и терапевт судит о ней, соответственно, по той работе, направленной на преодоление сопротивления, которую ему приходится проделывать. Разные контексты позволяют по-разному подходить к проблеме границы. Речь, в частности, может идти о том, что границы, отделяющие одну инстанцию от другой, каким-то образом ослаблены. Чаще всего об этом заходит речь в концепциях патогенеза психотических нарушений, причем подразумевается, что некая нетривиальная часть бессознательного (допустим, архетипические образы коллективного бессознательного) прорывается в пространство сознания, смешивается с ним, что и определяет специфику психотических расстройств. Разные концепции, таким образом, могут формировать неоднозначное отношение к проблеме “прочности”, надежности границ. В одних случаях, когда излишняя прочность границы влияет на сопротивление в процессе психотерапии (а до того способствовала развитию патологических симптомов), мы стремимся эту прочность как бы ослабить. В других случаях терапевтическая стратегия будет как раз направлена на укрепление некоего пошатнувшегося рубежа (например, в результате эндогенного процесса), совершенно необходимого для нормального функционирования личности. Если есть границы внутри индивидуального целого, то почему бы им не быть на границе между индивидуальным и надындивидуальным? Причем последнее может быть самым разным по содержанию и, так сказать, наполнению. Пациент, как герой-протагонист, в любой теории отделен от своего окружения некими границами. Разные теории по-разному оценивают значение силы и слабости этих границ. Так, если брать опять контекст психотических феноменов, то речь может идти о слабости границ Я или о чрезмерном их усилении — скажем, аутизме, сопровождаемом негативизмом. Одновременное сочетание слабости и силы границ может рассматриваться с точки зрения феномена расщепления или анализироваться психодинамически. Здесь можно вспомнить, что в разных концепциях патогенеза психозов речь идет о слабости границ, отделяющих друг от друга различные пространства. — 111 —
|