Кроме того, очень важен выбор объединяющей метафоры. Ведь с ее помощью должен быть сформирован контекст, в котором наши части как-то друг с другом взаимодействуют. Такой метафорой, скорее всего, послужит некая картина, в которой некие монады, какие-нибудь индивиды или же неодушевленные предметы, одним словом нечленимые далее сущности, объединены неким сюжетом или же каким-то другим образом собраны вместе. Если мы следуем неоднократно упоминавшейся антропоморфной традиции, то это могут быть картины, в которых какие-нибудь персонажи собираются вместе (например в духе parts party — “вечеринки частей” В. Сатир). Это могут быть “пиры”, “консилиумы”, “спектакли” или еще что-нибудь вроде того. Неантропоморфные метафоры будут зависеть от того, чему именно мы пожелаем уподобить части целого в творимой нами теории. Скажем, инстанции-звери легко разместятся в зоопарке или цирке, части-цветы легко объединятся метафорой клумбы, букета или сада, части-камни — метафорой здания или, например, надгробия. Совершенно ясно, что разнообразие возможных действий с инстанциями в рамках возможных теоретических дискурсов или нарративов историй болезни ограничено только нашим воображением, то есть не ограничено ничем. Мы можем их создавать и уничтожать, разукрашивать и обесцвечивать, перемещать в пространстве и во времени. Крутить, гладить, резать на куски, пытать каленым железом, возделывать, спаивать, одевать, посыпать приправами, носить на руках, вынашивать в чреве, обонять, пришивать к лацкану пиджака, стричь, надувать, как воздушный шар (читатель, конечно, легко продолжит этот вполне тривиальный перечень). Они тоже, если что, вполне могут нам отвечать на наши действия. Отвечать сопротивлением и неповиновением, согласием и увяданием, молчанием и воем. И это все мы можем тоже не оставить без внимания и в ответ на реакцию инстанции сделать с ней что-нибудь еще. Особое место в конфигурации целого занимает тело. Мы уже говорили выше, что интерес к телесному вписывается в общее гедонистическое направление эволюции психотерапии. Речь идет о реакции на традиционное подавление телесности в европейской культуре, причем контекст этого подавления, разумеется, по характеру своему связан не в последнюю очередь с эротической сферой. Никак не назовешь случайным то обстоятельство, что телесно-ориентированная психотерапия связана с концепцией В. Райха, автора, который, как никто другой, был ориентирован именно на сексуальный круг проблем (В. Райх 1997). С другой стороны, нетрудно предположить, что телесная тематика вполне может вытеснять из теоретического обихода чрезмерно проработанную схему структуры инстанций психики (в этой связи интересно заметить, что в структуре теории такой явно телесноориентированной школы, как гештальттерапия инстанции отсутствуют). Это понятно: чем больше “тела” в структуре школьной теории, тем меньше остается места для других составных целого. — 109 —
|