299 "нижним" всегда возвышался на монолитной скале "вы- сокий замок". Когда первый был захвачен врагом, во вто- ром еще долго можно было держаться. И нам пришлось против зловещего насилия найти в себе такой "высокий замок", оплот, из нерушимых самый нерушимый, вцеп- ляться в него всеми когтями и ни на минуту не отпускать. Не поддаться приступу сомнения, прострации, укрыться в своей самой недоступной чаще и держаться как камень в грунте. В этом было подлинное спасение. Я сам нашел такую точку опоры и, видимо, этому обязан тем, что вы- жил. Какой она была, здесь не будем касаться, но она была и была защитой против потока атакующей ненависти. А такая вооруженность не зависела ни от возраста, ни от запаса жизненных сил>. Психиатру это явление напоминает шизофренический аутизм, когда окружающий мир становится невыносим; человек замыкается в себе, изолируется от окружения, живет в собственном мире, который приобретает внезапно или постепенно качества реальности. Таким образом ис- пользование понятия <лагерный аутизм> вполне право- мерно. Разумеется, он не был абсолютным. Контакт с друзь- ями и товарищами, этот луч света в лагерном аду имел важнейшее значение для выживания. Он был явлением об- щим и без него невозможно было <адаптироваться> к жиз- ни в лагере. Но, как при шизофрении различают аутизм полный от пустого, так и в лагере наряду с теми, что нашли свой <высокий замок>, были и такие, которые не могли его найти. Так пишет о них профессор Пигонь: <Говоря о тактике спасения узников от засыпающей их лавины зла и гибели, вспоминаю о способе, который я не отважился осудить. Более трудный или менее трудный этот способ, высший или низший по сравнению с описан- ным выше? Во всяком случае редко можно было встретить такого, кто отваживался его применять. Это была особого рода атараксия, связанная с каким-то не поддающимся по- ниманию внутренним одеревянением. Индивида, который отваживался на такую установку, полупрезрительно, полу- жалостливо называли "мусульманином". Это - специфи- 300 ческий продукт лагерных условий. На самом дне ничтож- ности, при полном безразличии к угрозе смерти, он сумел преодолеть и подавить страдание, не сдаться перед ужас- ной болью. Был один такой в нашем бараке; я смотрел па него с изумлением. Несчастный, едва держащийся на но- гах, он шел без колебаний, с упрямым вызовом: "Ну, при- кончи меня." И бывало, о чудо, так, что дьявол жестокости отводил от него утомленный в ярости взгляд и, побежден- — 232 —
|