|
Наряду с психопатоподобным поведением обнаруживала склонность к резонерству, была вычурной, манерной. Высказывания часто носили амбивалентный характер., Периодами внезапно становилась очень тревожной, кричала, что не хочет умирать, просила врача не отходить от нее. Эти периоды тревожно-тоскливового возбуждения (так же как и циничное поведение) были особенно выражены в состоянии гипогликемии и в первый период после выведения из инсулинового шока (больная получала шоковую инсулинотерапию в комбинации с аминазином и андаксином). Часто рассматривала себя в зеркале, причем с течением времени с особым вниманием стала разглядывать не лицо, а ноги; заявляла, что «фигура у нее хорошая», а ноги «несоразмерно тонки». Спрашивала врача, что нужно сделать, чтобы ноги стали «более толстыми». Говорила об этом без особой эмоциональной окраски, легко переключалась на другие темы. В процессе лечения стала более спокойной и сдержанной, перестала нарушать режим, приветливо встречала посещавших ее родителей. Перед выпиской сообщила, что одно время у нее возникали мысли об отравлении, поэтому она и была периодами такой тревожной. О «кривом носе» и «тонких ногах» активно не заговаривала, при расспросах же уверяла, что это ее теперь мало беспокоит. Однако дома после выписки (выписана на поддерживающие дозы аминазина) постоянно рассматривала себя в зеркале, много говорила о том, что она «очень толстая», а «ноги тонкие». Недели через две перестала говорить о дефектах внешности, но вновь стала очень грубой и злобной по отношению к родителям. С сентября 1960 г. пошла учиться (повторять ранее пройденный семестр). Была очень довольна, что в институте много молодых людей. Легко заводила знакомства не только в институте, но и на улице. Состояние особенно ухудшилось с ноября 1960 г. Грубо относилась к родителям, цинично бранилась, старалась говорить неприятные для них вещи. Также злобна была к младшему брату. Иногда жаловалась матери, что она стала старой, что у нее «дряблое тело», «старческие морщинки вокруг рта» и что она «никогда не выйдет замуж». Говорила также, что в институте ее «все считают онанистской», спрашивала мать, не расстреливают ли онанистов. В середине ноября 1960 г. имела половую связь с малознакомым человеком. Сообщив об этом факте матери, объяснила его тем, что «не хотела оставаться старой девой и не хотела также, чтобы ее считали старой». С декабря 1960 г. стала особенно развязной, заводила случайные знакомства. Дома нецензурно бранила родителей, могла всячески оскорблять мать при посторонних. Перестала предъявлять какие-либо жалобы по поводу своей внешности, но постоянно и всюду смотрела на себя не только в зеркало, которое всегда носила с собой, но не пропускала ни одного блестящего предмета: рассматривала себя в стекле витрины, телефона-автомата и т. д. Вновь стационирована. — 129 —
|