|
В 1960 г. впервые стационирована в психиатрическую больницу. Физический статус: со стороны внутренних органов патологии не отмечается. В области переносицы определяется едва заметный кожный рубчик с небольшим уплотнением. Неврологический статус: сухожильные и периостальные рефлексы оживлены, равномерны, с расширенной зоной. Выраженная игра вазомоторов. Данных об органическом заболевании центральной нервной системы нет. Психический статус: в первые дни после поступления была приветливой, общительной, но несколько застенчивой. Охотно беседовала с врачом, занималась вместе с больными рукоделием, ходила гулять. Жаловалась на усталость, на то, что стало тяжелее учиться. Некоторое же время спустя сказала, что больше всего ее волнует мысль о носе («горбинка на носу от удара передвинулась на бок и увеличилась, из-за чего все лицо ненормально вытянулось»). Говорит об этом много и обстоятельно, то с полной уверенностью, что лицо резко изменилось, то с некоторой критикой («может быть, и не очень нос изменился, но мне кажется, что очень»). Отмечала, что окружающим, особенно незнакомым людям, бросается в глаза уродство ее лица. Она по их мимике «понимает», что им неприятно на нее смотреть. Замечает, как они отворачиваются от нее, многозначительно переглядываются между собой. Тут же могла сказать, что, возможно, она ошибается, ей это только кажется, по дальше вновь начинала убеждать врача, что все это именно так. Разговаривая с незнакомыми людьми или просто находясь в их обществе, старалась отворачиваться, «чтобы искривления носа не были видны», но вела себя вполне адекватно, общалась с больными, выполняла все правила внутреннего распорядка. Через несколько дней состояние изменилось. Стала шумной, пела, танцевала, приставала к больным, щипала и щекотала их, пыталась обнимать, мешала им спать, среди ночи будила их. В ответ на замечания персонала гнала всех из палаты, грубила или заявляла: «Я буйная». При этом была эйфоричной, временами злобной и агрессивной. Подобные состояния возбуждения сменялись вялостью, подавленностью, когда больная много лежала, ничем не хотела заниматься. В эти периоды сообщала, что не знает, о чем думает, в голове пустота и она разговаривает с окружающими «лишь бы говорить, а о чем — сама не знает». «Нет никаких желаний, ничего не хочется, я стала, как старуха». Постоянно нарушала режим, пела в тихий час, дразнила больных (например, больной с идеями отравления заявила, что в пищу действительно подкладывают яд, танцевала перед кроватью больной, страдающей эпилепсией, громко потешалась над разорванной речью больной шизофренией), цинично бранилась. Особенно грубой, развязной и циничной была с младшим персоналом и родителями, с врачами же держалась более тактично. — 128 —
|