И тут Мартин задал вопрос, который уже давно терзал его и который он всё не решался произнести вслух.
- Скажите, учитель, почему некоторые слова и действия Иисуса, описанные в Писании, противоречивы?
- Что ты имеешь в виду? – Насторожился аббат.
- Иисус любит всех людей и призывает нас также любить всех, даже врагов своих. Но я никак не могу уразуметь, почему Сам Он в нескольких местах Писания отступает от этих своих слов...
- Что ты говоришь!? Как Он может отступить от слов Своих? – Аббат побледнел.
- Вот несколько мест из Матфея, которые я часто вспоминаю. «А кто отречется от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я перед Отцом Моим»[10] - где же здесь всепрощение? Или вот еще, в обращении к апостолам: «А если кто не примет вас, не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших. Истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому»[11]. Я не могу найти в этих словах проявления Его милости и всепрощения. А если вспомнить Иисуса – мстителя из Иоаннова Апокалипсиса...
- Молчи! Молчи, ибо не может ум человеческий разуметь это! – Аббат едва сдерживал своё смятение и гнев. – Сейчас ступай в свою келью и неделю укрощай свой ум постоянной молитвой и строгим постом: вода и кусок чёрствого хлеба вечером...
Мартин низко поклонился и смиренно вышел от аббата с намерением беспрекословно исполнить епитимью, которую на него возложил Герард Скадде. Но в своей гордой душе юноша торжествовал: ему удалось вывести из равновесия аббата – образец добродетельности. Он был прав, он победил. Значит он обрел уже ту самую силу, которой так страстно домогался. За несколько лет жизни в монастыре он научился выдерживать одиночество, подолгу обходиться без еды и питья, смиряться, зная, что прав... На вопрос же, которым он так смутил и даже разгневал аббата, у Мартина был свой ответ: милость Иисуса может и должна быть разнообразна, подчас жестока и непонятна простому уму, а за истину можно и нужно бороться и даже воевать.
Через две недели Герард Скадде вызвал к себе Мартина. Когда тот вошел, аббат заговорил с ним миролюбиво:
- Я наложил на тебя, мой юный брат, епитимью, потому что ты позволил себе вольнодумство, недостойное монаха. Ты позволил себе грех сомнения. Признаться, ты и меня озадачил. Я размышлял над твоим вопросом и вот что могу сказать: Милость Господа превосходит наше разумение и если Он обрекает упорствующих грешников на суд или погибель, то только из любви к ним, дабы, утвердившись в грехе не сотворили они большего зла, оставшись невредимыми.
- Спасибо, учитель. – Молвил смиренно Мартин. – Эти дни непрестанной молитвы и поста укрепили мой дух и стёрли сомнения.
- Я рад за тебя. А теперь – радостные вести: из долгого странствия вскоре возвращается наш брат и твой первый наставник Флорентий Радейвин. Недавно от него была весть. Он много путешествовал, прежде всего в Германии и Фландрии, а последние несколько месяцев провел на твоей родине – в Чехии: в землях Моравии и Богемии. Флорентий пишет, что у него много важных новостей...
— 42 —
|