Через пять минут они были уже на озере и среди сотни тюленями развалившихся, загорающих тел, разыскали Гришу и Юру. Толя не хотел с ними общаться и быстро скинув брюки и футболку посеменил по горячему песку к воде. Костя уже без особого энтузиазма поведал приятелям о Бахтине, пообещал вечером дать им почитать дневник деда и тоже стал раздеваться. Внутри него самого тоже что-то как будто бы оборвалось. Апатия... От утреннего радостного возбуждения не осталось и следа. Уже собираясь нырнуть, он увидел, как Толик, только что вышедший из воды, подсел к какой-то смазливой блондинке... Несмотря на то, что ему было уже тридцать лет и он прожил множество жизней как мыслитель, Костя оставался мальчиком, которого еще почти не коснулась настоящая жизнь. Сегодня, остро, как никогда ранее он понял это. Он плыл все дальше от берега, глотая слезы. Драма жизни: я – раб, я – царь, я – червь, я – Бог, пожалуй, впервые стала просачиваться из рассудка в самое его существо. Но это был еще только первый, маленький укол Реальности. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем он, наконец, повзрослеет...
11. «Гностики отнюдь не отвлеченные фантасты-теоретики. Они прежде всего ищут спасительную и целостную религиозную истину. Поэтому их так сильно взволновало христианское благовестие. Потому же они не в силах додумать до конца свои пантеистические предпосылки, но вопреки им энергично утверждают дуализм добра и зла, света и тьмы, духа и материи, осуществляя и проповедуя крайний аскетизм» Лев Платонович Карсавин «Св.отцы и учители Церкви» «Вскоре после встречи с Бахтиным у меня состоялся разговор с Жуковым. В нашей группе он был ответственен за обучение. Миша довольно прозрачно намекнул мне на пробелы в моих познаниях и рекомендовал посетить лекцию профессора Карсавина по истории гнозиса. Я воспринял его рекомендацию с энтузиазмом и в четверг вечером отправился в Университет. Придя к самому началу, я обнаружил, что просторная аудитория заполнена до отказа. Люди стояли в проходах. Я кое как устроился возле самой двери. Стенографировать было очень неудобно. Во-первых, Лев Платонович Карсавин говорил не очень громко и многого я не расслышал. Во-вторых, стоять было очень неудобно и тесно. Прямо передо мной разместился пожилой гражданин в длинном сером пальто, который поминутно кряхтел, вертелся и вытирал платочком вспотевшую лысину – от обилия народа в аудитории было душно. Студентов было не так уж много. Большинство слушателей этой лекции - люди солидного уже возраста. — 53 —
|