|
Интерпретация любого произведения искусства бесконечна, любое толкование односторонне и может быть сменено новым, более совершенным. Нет смысла искать некое «правильное» понимание. Искусство нашего времени стремится к размытости смысла: интерпретатором становится каждый читатель. В современной лирике смысл складывается из отдельных фрагментов. А язык находится в интимной связи с памятью. Уже при первом слушании или прочтении текста стихотворения, как и произведения словесного творчества вообще, мы как бы узнаем каждое отдельное слово. Это значит, что слово уже обитает в сокровищницах памяти и занимает там пост, который никогда не покидает, - пост служения мысли. Получается, что смыслы интерпретируемых текстов уже присутствуют в нашем сознании и интерпретация есть процесс извлечения этих смыслов - из текста ли или из собственного сознания интерпретатора - абсолютно не имеет значения. Это процесс, в котором одинаково активно задействованы обе стороны. Происходит взаимоузнавание и проявление смысла, существующего и в тексте и в сознании человека... Свобода интерпретаций... Свобода порождения смыслов... Отсутствие абсолютной и единственной истины... Вот мы и приблизились к одному из двух мировоззрений, между которыми Костя надеялся когда-нибудь проложить мостик – хотя бы интуитивный... Немного терпения и мы узнаем о той глобальной задаче, которую он поставил перед собой (правильнее было бы сказать – задаче, которую жизнь поставила перед ним). А пока Костя и сам не догадывается насколько велика и безумна эта задача... 5. «Кажется, что все, что Бог волит, Он волит с необходимостью. Ведь все, что волит Бог, Он волит из вечности, иначе Его воля была бы изменяемой. Следовательно, все, что Он волит, Он волит с необходимостью. Кроме того, Бог волит иное, чем Он Сам, коль скоро Он волит Свою благость. Но Бог волит Свою благость с необходимостью. Следовательно, Он волит с необходимостью нечто иное, чем Он Сам.» Фома Аквинский «Сумма теологии». «Эти разговоры о поэзии с Леонидом были для меня первыми уроками мистицизма. Сам Леонид, кстати, тоже писал стихи, только никому их не показывал. Он периодически посещал собрания Смоленского отделения всероссийского общества поэтов «Арена». Но оставался неудовлетворенным: местные поэты писали о революции, а близких его сердцу символистов и футуристов у нас не было. Однажды, в конце февраля он вернулся с очередного собрания «Арены» радостный и взволнованный. Оказывается, в тот раз выступал недавно приехавший в Смоленск поэт-импровизатор Борис Зубакин, который, к тому же, был профессором филиала Московского археологического института. Очень молодой (для профессора) – ему было лет двадцать шесть – двадцать семь. Леонид принес одно записанное им стихотворение Зубакина – о Сергии Радонежском — 29 —
|