|
«В воздухе огненную дорожку Он оставлял и при свете дня.» - Девятая строка «Мчался он бурей тёмной, крылатой...», следующая сразу после прохождения огненного барьера, стремительно выбрасывает нас по вертикали в предвечное время следующей строки «Он заблудился в бездне времён...»: слова «мчался» и «бурей» говорят о стремительности; слово «тёмной» - приближение к хтоническому, древнему; слово «крылатой» даёт вертикальное направление. Смотри дальше: вагоновожатый неумолим, как Харон; трамвай, словно инициационный монстр, глух к просьбам инициируемого. «Остановите, вагоновожатый, Остановите сейчас вагон. Поздно...» - Остатки рационального ума вынуждены отступить перед надвигающейся Нирваной, раем... «...Уж мы обогнули стену, Мы проскочили сквозь рощу пальм...» - Стена была ещё одной преградой, оградой Эдема. Упоминание пальм и - далее - Нила, Бейрута, Индии, – экзотических символов, расположенных на Юге и на Востоке, говорит нам о том, что трамвай уже в Раю: ведь большинство мифов локализует Рай, помимо небес «где-то на Юге», большинство алтарей устраивается в восточном приделе, именно на востоке встаёт источник тепла и света - Солнце. «Через Неву, через Нил и Сену Мы прогремели по трём мостам...»
Итак, поэт в царстве мёртвых. Там он встречает нищего старика, «что умер в Бейруте год назад», и разыскивает Машеньку, тоже умершую. Однако, поэт задаётся вопросом «Где я?», что, как и слово «вдруг» во второй строке, говорит о внезапности данного путешествия для него самого. Как и подготовленное посвящение, оно включало инициационную смерть-перерождение, но часто отличалось от него внезапным «прозрением на много вёрст», т.е. - способностью окинуть внутренним взором огромные пространства.
«Видишь вокзал, на котором можно — 25 —
|