Это было очень похоже на раздражение Сальери, слушавшего «скрыпача слепого». А Моцарт-то, заметим, смеялся в это время как ребенок...[18] Вот Костя и был то раздраженным и «знающим» Сальери, то наивным и открытым случайности Моцартом. Но что-то я, увлекшись, напустил тумана и нагородил абстракций, надеясь завязать узелок интриги, которая, развиваясь от едва заметного штриха, приведет нас постепенно к лихо закрученному почти детективному сюжету... Извинюсь за эту туманность и, перелистнув страницу, предлагаю вместе с Костей заглянуть в продолжение дедушкиного дневника... 3. «В “последних вопросах бытия” мы нисколько не ближе к истине, чем самые отдаленные предки наши. Это всем известно, и тем не менее, многие продолжают размышлять о бесконечности, не имея никаких надежд на возможность добиться сколько-нибудь удовлетворительных результатов. Очевидно, результат, в том смысле, в каком это слово обыкновенно понимается, совсем и не нужен» Лев Шестов «Апофеоз беспочвенности» «Быть немного мистиком ныне считается признаком утонченной культурности, как недавно еще считалось признаком отсталости и варварства... ныне оккультизм делается внешне популярным, вызывает к себе интерес в широких кругах и подвергается опасности стать модным. Оккультизм, по всей вероятности, есть и сила и мода завтрашнего дня» Николай Бердяев «Смысл творчества» «После встречи с Генрихом Оттоновичем Мебесом я стал часто мысленно возвращаться ко времени моего первого знакомства с мистицизмом и с розенкрейцерством, в частности. Я хочу написать о том, что предшествовало моему знакомству с Борисом Зубакиным, которое и определило направление моего дальнейшего развития. Полгода назад в Смоленске я, будучи студентом Высших Архитектурных Курсов, готовил диплом – проект здания для Народного Комиссариата Просвещения. Мой друг и сокурсник – Леонид Шевелев был страстным любителем современной русской поэзии. Долгими зимними вечерами и даже ночами, когда работа над дипломом по тем или иным причинам откладывалась, Леонид декламировал Александра Блока, Валерия Брюсова, Андрея Белого, Николая Гумилева и Велимира Хлебникова... Причем, у него было замечательное свойство разбирать многие стихотворения буквально построчно и искать в каждой фразе особый смысл. И это ему прекрасно удавалось, благо Леонид был великолепно образован в области философии, особенно восточной, в чем я ему сильно уступал. Некоторые его рассуждения я стенографировал, надеясь в дальнейшем все-таки уловить ход его мысли, который от меня ускользал во время наших бдений. — 20 —
|