|
Для понимания этой ситуации можно предложить такой наглядный образ. Религия предлагает соединение человека с высшими уровнями, с высшей основой мира с помощью тонкого луча или нити. Этот луч пронизывает все промежуточные уровни, делает их более понятными. А наука предлагает человеку самому дойти до высших уровней по самостоятельно сооружаемой горе из песка, которая, естественно, со временем становится все шире, все объемнее. И каждый новый метр высоты этой горы требует огромного количества песка. Еще одна особенность научной модели мира — ее непостоянство. Новые открытия все время корректируют сложившиеся представления, а порой даже полностью опровергают их. Причем иногда это приводит к возврату к тому, от чего ранее отказались. Развитие разных частей науки происходит разновременно и скачкообразно: то одна, то другая ее область вдруг начинает стремительно развиваться, чтобы затем надолго застыть на одном месте. Соответственно, бурно развивающаяся отрасль науки становится популярной, модной, и именно от нее все ждут быстрых ответов на важнейшие вопросы. Отвечая на них, она пытается создать свою модель мира (например, физическую, химическую, информационную, биологическую и т.д.), и всем поклонникам науки приходится перестраиваться. В результате их вера — важнейшая часть их модели мира — постоянно меняется, приводя к бессистемности и разбросанности убеждений. А вот религия — ее священные тексты и основные догматы, ее вера — не меняется веками, а то и тысячелетиями, что во все времена обеспечивало большую цельность мировоззрения тем кто ей следует. Именно поэтому наука (точнее, современная наука) всегда завидовала религии, ее цельности и неизменности, стремилась встать на место религии или хотя бы опровергнуть все то, что предлагается религией. Страсть отрицания порой ведет к тому, что наука не желает замечать и признавать даже тех религиозных положений, которые с ней самой неплохо согласуются. Стремление разоблачить религиозную «ложь» заставляет забыть о том, что религия говорит о тех проблемах, в которых человеческая логика бессильна, в которых нельзя ровным счетом ничего ни доказать, ни опровергнуть. Ниспровержение религии иногда, как ни парадоксально, выбивает почву из-под ног самой науки. Например, отвергая божественную сущность человека, объявляя его продуктом слепой эволюции неживой природы, наука ставит тем самым под сомнение саму возможность познания таким человеком мира. Но именно это познание наука, собственно, и считает своей целью. Страстным желанием раз и навсегда сбросить религию с пьедестала можно объяснить то, что наука вольно или невольно становится сторонником и проповедником зла, старается оправдать его существование. То есть, вторгаясь в ту область, о которой она не имеет ни малейшего представления, наука наносит прямой вред миру и человеку. Нетрудно заметить, что в наше время понятия веры и религии относятся в большинстве случаев к сфере добра, а понятия знания и науки — к сфере зла (или к тому, что считается нейтральным по отношению к добру и злу). То есть предполагается, что по мере развития человечества наивная вера в добро, помощь сил добра, добрые побуждения человека заменяется строгим знанием о том, что добра как такового вовсе не существует, что в поступках человека всегда надо искать какую-то корысть, что человек по своей сути примитивен, эгоистичен и предоставлен самому себе. Любые рассуждения о добре тут же объявляются оторванным от жизни идеализмом, а цинизм, рассуждения о вседозволенности, допустимости и неизбежности зла обычно рассматриваются как трезвый реализм, истинное знание. Если кто-нибудь говорит о Боге, общемировой морали, высшем смысле жизни, его считают или лицемером, корыстным лжецом, или же недалеким, необразованным человеком, не знакомым с последними достижениями науки. Если же кем-то выдвигается гипотеза о том, что пороки человека — это неотъемлемая часть его натуры, что любой разгул зла абсолютно естествен и органичен миру, то считается, что такая гипотеза приближает нас к глубокому пониманию мира. Душа, дух, совесть человека считаются красивым романтическим вымыслом, удобными для употребления художественными образами, не имеющими при этом никакой реальной основы. Соответственно, все рассуждения о чистоте души, духовном развитии, голосе совести воспринимаются как некорректная эксплуатация художественных образов, чересчур серьезное отношение к вымыслу. И наоборот, чрезмерное внимание уделяется телу человека, в различных частях которого пытаются найти объяснение всех наших поступков, мыслей, особенностей личности и способностей. Любая гипотеза на эту тему сразу же становится широко известной, так как дает еще один повод «поставить на место» религию. — 26 —
|