И, что еще хуже, — они и сейчас со мной, во мне, в моей памяти и не дают мне свободно думать и... не дадут измениться (!) — вот это я понял в ту минуту. Нет пути назад — к себе прежнему! Прошлое не вернёшь — не в этом ли одно из предназначений памяти и судьбы человека? Многое становилось понятнее мне сейчас, но не со всем из этого многого я готов был согласиться. Мое упрямство было и сейчас со мной, и я решил дать бой своей памяти, и первый коварный вопрос к ней был уже приготовлен. Ну, хорошо, сейчас я такой, какой есть. Но ведь были поражения и раньше, в том же 1974-м году, когда я работал против Карпова (таким было начало моей работы в шахматах), и мы (то есть Виктор Корчной) проиграли — 2:3. Но я тогда остался таким же, каким был, и сразу после матча, когда всю ночь мы с шахматистом провели за круглым (не шахматным) столом, тема той ночной беседы касалась одного — нового боя с Карповым через три года. Контраргумент был неотразим, и моя память даже не пыталась возражать мне, и в ответ вновь предложила мне роль зрителя, и мои поражения в той же хронологической последовательности пошли перед моими глазами. Я смотрел, а мое сознание в это время выполняло свою работу, и я слушал его спокойный и уверенный в своей правоте голос. И нечего было возразить ему. «Чтобы ты ни делал даже в свои лучшие времена, поражения все равно приходят, — слушал я. — Вначале,
Пережить поражение, выдержать, сохраниться и выжить — не раз эта задача стояла передо мной как первоочередная после тяжелых неудач, когда я делал все как всегда, но этого было мало, и порой я не понимал — почему. Вот эти переживания и изменяли меня, и я не уследил (но возможно ли это?) за этим процессом трансформации моей психики и личности в целом. Но выжил, уцелел и пока способен работать, пока нужен, эту задачу решил. А что касается другой.., то она стала сейчас первоочередной для меня и, я очень надеюсь, что-нибудь удастся придумать. — 230 —
|