И мы идем в город. Слоняемся по тем нее улицам (выбора в маленьком курортном городе нет) и в этих прогулках больше молчим. Я не трогаю его вопросами, жду, когда заговорит сам. Но в эти дни он молчалив. Подходит к концу наш последний период подготовки. Скоро отъезд в Испанию, к месту боя, и всем нам ясно, какие мысли доминируют все больше, и не надо лишних вопросов, как не надо отвлекающих от главных раздумий бесед, и так же не нужны какие-либо целенаправленные внушения, в которых нуждается почти каждый спортсмен, но не он, прошедший в своей спортивной жизни все, буквально все, и знавший все обо всем. Я возвращаюсь в своих мыслях к последнему телефонному звонку и опасаюсь сейчас, как бы он не испортил нам сегодняшний рекордный кросс, как только что испортил шахматную работу. Вчера мы решили завершить этот сбор рекордным по времени бегом и как бы поставить восклицательный знак на всей проделанной здесь работе. Я уже не раз сегодня представлял, как в последний раз побежим мы по жесткому мокрому песку океанского пляжа, и опять он будет набирать и набирать скорость. Но не потому, что так уж хочет установить рекорд. Причина в другом — закончить, и как можно быстрее, это ненавистное ему занятие — бегать! —В Вашей работе бег — панацея? — спросил меня — Не совсем так, — ответил я ему, — бег — это лишь средство. А панацея — регулярное волевое усилие, которое шахматист вынужден делать, поднимая себя ежедневно на этот бег. Ежедневное волевое усилие, тем более если с него начинается рабочий день человека, со временем преобразует психику в целом, делает боевой настрой величиной постоянной. Я действительно убежден, что суть данного феномена в этом. Кроме Ноны Гаприндашвили бегали (вернее, включали бег в свою подготовку) все, с кем я работал в шахматах: и Виктор Корчной, и Нана Александрия, и Сергей Долматов, и Нана Иоселиани. И все улучшали свои результаты — не в беге, разумеется. И снова об этих звонках. Если не сорвется наш сегодняшний кросс, то я к ним отнесусь не только критически, но и увижу в этом некое положительное значение — как бы появление тех самых «темных сил», которых обычно притягивает тот, кто находится на верном пути. Они (эти «темные») всегда устремлены к тому, кто нашел истинный для себя путь. И не только для себя, но и для всей Вселенной, для общего порядка в ней, торжества всего доброго и правильного. А в таком мире, если он наступит когда-нибудь, «темным» не будет места, ибо не будет людей, которые им подчинятся и пойдут за ними. — 234 —
|