В зеркале философии

Авторы, поддерживающие эволюционную этику, не принимают предельно релятивистских этических сис­тем. Один из них, наш соотечественник, оригиналь­ный мыслитель А. А. Любищев страстно заявлял, что отказ от всечеловеческой, космополитической морали есть странный регресс, чудовищные последствия ко­торого пережили люди в XX веке. Хочется опереться на абсолюты морали, но дело это нелегкое. Давно было сказано: “Блажен, кто верует — тепло ему на свете”. Но если мы не можем положиться на Откровение — оно тебя не коснулось, обопрись на мысль, на разум­ную человеческую природу.

Видимо, единственно оправданный путь здесь — это конкретное рассмотрение реального нравственного сознания, взятого в его отношении к той социальной жизни, выражением которой оно себя обнаруживает. Стоит согласиться с тезисом Ф. Энгельса о том, что люди сознательно или бессознательно черпают свои нравственные воззрения в конечном счете из практи­ческих отношений. И здесь мы сталкивается с тем обстоятельством, что со времен первобытности прак­тические нравы всегда были выражением интересов той или иной группы социальной стратификации (рас­слоения). Классы, этносы, профессии, поколения на­кладывают свою печать на принятые нормы нравственности и формы поведения, им отвечающие.

То измерение сущего (наличного) с должным, те и без которого невозможно дать обобщенную нравствен­ную характеристику родового субъекта, всегда опреде­лялось интересами конкретных групповых субъектов социальности. Поэтому реальная (а не теоретические очищения) шкала ценностей, на базе которой осущес­твляется моральное одобрение или приговор, всегда предстает как исторически конкретное построение, не­отделимое от своего носителя и продуцента — соци­ального субъекта. Та многоцветность и подчас по­лярность содержания нравов и моральных категорий, которая легко обнаруживается даже при поверхностном их рассмотрении, всецело объясняется реальной плюралистичностью общественных отношений.

Пока человечество расколото, пока сам родовой субъект внутренне неоднороден, крайне затруднитель­но выделить для него какой-либо единый нравствен­ный образ. На этом-то и построены культурно-исто­рические этические конструкты, подчеркивающие относительный характер моральных проповедей и нравственных поступков.

Однако несомненно, что любые моральные построе­ния (будь то на Тробрианских островах, в Китае времен Конфуция или современной России) — это инварианты каких-то общих основ. Как нельзя “абсолютизировать” Абсолюты, так же невозможно гипертрофировать и релятивный характер моральных установлении. Аб­солютное и относительное соотнесены, это две грани реальных нравственных феноменов. Поэтому в мора­ли несомненно имеется некая общеисторическая подоснова. Для теологии — это “Верховный Судья”, для рационалистического светского толкования — это то, что соединяет каждого из нас, каждое поколение — ушедшее, живущее и грядущее с великим Целым — человечеством.