Сущностное восприятие слова. Книга 1

13-15 мая 1999 года

Санкт-Петербург

СМИРЕНИЕ КАК ПРЕДПОСЫЛКА И ЦЕЛЬ РАЗВИТИЯ

Смирение. По христианским нормам — это первая ДОБРО­ДЕТЕЛЬ. Но смирение как безразличие к тому, что происхо­дит где бы то ни было, ведет ли нас по правильному пути?

В противном случае — в случае хотя бы мысленного неприя­тия чего бы то ни было, можно ли его называть смирением? Непростые вопросы. Впрочем, посмотрим этимологию слова «смирение». При небольшом умственном напряжении в ис­следуемом слове легко угадывается, скажем, «с миром», «за-миренье». Напрягаясь далее, можно выдвинуть предположе­ние о том, что смирение — это состояние растворенности, разлитости в мире.

Таким образом, получается, что смирение — это далеко не так просто, как может кому-то показаться. Или: о смирении много говорят, но его, вероятно, мало кто фактически знает. А с другой стороны, означает ли последнее суждение недо­стижимость для стремящихся к нему? Скорее всего, и да и нет. Или: на путь к смирению достаточно просто встать, но идти по нему будет фантастически тяжело. Ведь, в конечном счете, смириться — это все равно что отказаться от любых, даже мельчайших, неудовольствий. Но полноте, скажет кто-то, возможно ли в принципе такое? Вот-вот, то-то и оно, что подобное необычайно тяжело даже для монахов-отшельников, а для мирян и попросту непосильно. Впрочем, если мерить свое существование только жизнью своего конкретного фи­зического тела, то даже и не стоит, как говорится, и зате­ваться. Но с другой стороны, кто-то скажет, что самоубийцы, отрицая жизнь своего тела вообще, могут быть представле­ны с этой точки зрения необычайно смиренными. Внешне вроде бы и так, а если посмотреть повнимательнее, то мы поймем, что, по сути, самоубийца всегда тождествен человеку, который больше всего на свете ценит жизнь своего физиче­ского тела. Ведь в своем абсолютном отрицании тела само­убийца демонстрирует «через наоборот» то же величайшее значение в его жизни его же тела. Или: если бы он действи­тельно его презирал, то он не снизошел бы до «марания рук» о него. Наоборот, самоубийца, полностью отождествив себя со своим телом, отказывает себе через его убиение в праве на существование. А вы говорите, что самоубийца смирен! Нет и нет, все далеко не так.

Поэтому, возвращаясь к теме разговора, обратим свое вни­мание вот на что. Встав на путь смирения, человек впервые начинает разглядывать собственные пристрастия и влечения как бы со стороны. Ведь со стороны обычно виднее что-либо. А это уже первый шаг сначала к пересмотру, а потом и к отказу от характерного в себе. Впрочем, кто-то возразит, что именно характер определяет индивидуальность, а значит, он же определяет и саму личность. А последняя есть абсо­лютная ценность. Ну что ж, для любителей всего личного смирение действительно недостижимо, как говорится, по оп­ределению. Мы же, посочувствовав любителям «отдельности», пойдем дальше.