Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика

от логоса-молнии самого Гераклита до кантоаской трансцендентальной апперцепции, от философии пир­шественной (??[???3'.??) до философии запротоколиро­ванной (Protokolisatze).

Логос дос&кратиков—еще вполне мифологос; при­рода его стихийна и надличностна: не «я мыслю» ха­рактеризует его, а скорее «мысль мыслит себя через меня». Что же есть раннегреческая мысль? Опреде­лить ее прямым образом мы не можем; для этого

40

пришлось бы расплавить все стабильные представле­ния и понятия о мире, сложившиеся в ходе веков. Придти к ней можно, пожалуй, от обратного, через то, что она не есть. Она—не абстракция, не понятие, не термин, не общезначимо априорная форма, синте­зирующая некий объем чувственных восприятий. Она—образ, но образ не в современном смысле слова. И она—вещь, но опять же не в современном смысле слова. Все наши позднейшие днстинкции между «внут­ренним» и «внешним», «субъективным» н «объектив­ным» ни в коей мере не выражают ее спепчфикн. Она—некий кентавр, являющий неправдоподобную сращенность «внутреннего» и «внешнего», «субъек­тивного» и «объективного»; не мысль о вещи, где пре-постулировка принципиального различия грозит голо­воломкой агностицизма и прочих искусственных абер­раций, а мысль самой вещи, мысль, данная образом вещи, и вещь, символизирующая мысль. Не «res» схо­ластиков, играющая роль джокера в утомительных спорах средневековья, не «вещь в себе» кантианства, заманивающая, как гаммельнский крысолов, весь ин­вентарь категориальных синтезов в пустоту фикцио­нализма, ни тем более обывательски понятая «вещьз, как объект манипулирования, или рукоприкладства (????? ??'?? ??????, по язвительному выражению Со­крата в «Теэтете»). Вещь, как объективированная мысль, ищущая самовыражения в слове-логосе,, и ? мысль, как доподлинная имагинация самой вещл си­лами пробуждающегося сознания. Таковы первоэле­менты милетской физики, сохраняющие черты своей специфики вплоть до физики Аристотеля. Полагать, что дальнейшее развитие физики, скажем, в геометри­ческом схематизме Декарта, где структурно-телесная, магически-изваянная энергетика вещи заменена ус--ловным графическим образом ее, или в современной физике, отказавшейся и от схематизма в пользу чисто математизированной формалистики, наделено всеми преимуществами по сравнению с физикой милетцев, значило бы упустить из виду некий весьма существен­ный нюанс. Преимущества действительно бесспорны, до того бесспорны, что сегодня простому школьнику известно то, о чем не мог догадываться Фалес. Спро­сим себя, однако: догадывается ли сегодня школьник (не говоря уже об авторах книг о Фалесе) о том, что мог бы знать Фалес?