Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика

главил философию»24. Если верно то, что единствен­ной целью философии является «универсальное зна­ние», что «философ всегда должен стремиться к тому, чтобы осилить истинный и полный смысл философии,. весь ее горизонт бесконечности», и, стало быть, «ни­какие линии познания, никакая отдельная истина не должны быть абсолютизированы и изолированы»25,, то ситуация выглядит на этом фоне едва ли не безна­дежной. Философское познание, опирающееся (с лег­кой руки все того же Канта и его неисчислимых вы­водков) на научное познание, действительно безна­дежно во всех смыслах. Уже не говоря об этосе ради' кальной автономии, попранном в угоду исторически изолированной истине, что сказать о строго логиче­ских возможностях подобной опоры! На языке логи­ки это значит: obscurum 'per obscurius (объяснять не­ясное через более неясное): чистейший теоретико-познавательный обскурантизм! Фа'кт науки (ее фак­тическую значимость) философ принимает на веру с такой же легкостью, как рационализаторы сельского· хозяйства или воспитанники профтехучилищ; его про­фессиональное отличие от них заключается в том, что он посильно старается дать этой вере «трансцен­дентальное» (как говорили раньше) или «логико-ме­тодологическое» (как говорят теперь) обоснование.. При этом он исходит из совершенно произвольного' допущения незыблемости и непогрешимости основных научных понятий, полагая, что достаточно лишь от­ветить на вопрос, как они возможны, чтобы полностью исчерпать возложенную на него задачу. А между тем сама наука продолжает оставаться Вавилонской баш­ней многоязычия, удобства ради подводимого под единственное число. Единство научного знания на се­годняшний день все еще мечта, не в меньшей (если не в большей) мере мечта, чем во времена Декарта и Лейбница. Реальность обнаруживает иную картину:

вместо факта науки (у Канта и позитивистов) или идеи научности (у марбургского неокантианства) мы видим центробежность увеличивающихся 'методов, школ, направлений, зачастую в пределах одной и той же дисциплины, где разрозненность достигает уже

7.

46

2i Е. Husseri, Die Krisis der europaischen Wissenschaften..., S.

25 Ibid., S. 339.

такой силы, что в ряде случаев исчезает возможность взаимопонимания между, с позволения сказать, кол­легами. О какой же идее может идти речь за отсутст­вием самого факта единства! Хуже всего, когда пы­таются спасти положение, подгоняя все разнообразие под стандарт какой-нибудь одной дисциплины, наибо­лее формализованной, и вот, явлена нам дружная тенденция унификации к вящей славе математизиро­ванной формалистики: унифицируются—логика, фи­зика, х'дмия, биология, физиология, психология; чу­довищный аппетит! он вожделеет и к искусству: к му­зыке, например, где исчислив тридцать две сонаты Бетховена, пытаются теперь исчислить и несуществую­щую тридцать третью. Чем же объяснить такой 'пере­полох в доме, как не отсутствием хозяина! И в допол­нение ко всему еще. и «логико-методологическое» обоснование переполоха!.. Если бы хоть оно было крупным, масштабным, честолюбивым!.. Но нет же, специализированные «хаты с 'краю» повсеместно культивируются и здесь. «Вот это в моем ведении, это другое—по части психологов, ну а этим вот пусть зай­мутся товарищи эстетики»...