Это событие сигнализируется всеми срезами и уровнями жизни. Его центральная тема—становление личности, отрывающейся от пуповины общинно-родового уклада и стягивающей к себе фокус осмысления мирового процесса. Личность противопоставлена миру з пафосе героического задания: усвоить мысль, бес-памятственно сращенную с миром, и это значит: расщепить мысль надвое, оставив миру реальность мысли (в пластике ее вещного инобытия) и взяв себе ее идеальность (в зоркости умозрительной рефлексии). Если дофилософская · мысль без остатка идентична миру, то личность идентична миросозерцанию, мировоззрению, мироосмыслению; рождение философии в этом смысле, совпадает с рождением личности. Как бы мы ни понимали личность, очевидно одно: ее появление на подиуме истории—могучий диссонанс, веюсящий смуту и раскол в изначально унисонное отсутствие интервалики между мыслью и миром. Личность—поворот мира на самого себя и, стало быть, .шцо мира, вперенное в громаду индифферентного смысла вселенной с единственной задачей чисто и исконно математического порядка (вспомним, что само слово «математика» тождественно в греческом языке знанию как таковому, и даже апостолы в грече-· ском тексте. Евангелия суть «ученики» со смысловым обертоном «математиков»—?-?,?&???'?.»): решить смысловое уравнение мира. Но обращенность к миру значит, быть не только «в» мире и «с» миром, но и «против» мира18; модификации этой противопоставленности и слагают феноменологию личности, самоопределяющейся в мире.силою уникального умения говорить «нет» тотальной утвердительности мирового процесса'9. В художественном ракурсе высшей формой такой 13 Лейттема судьбы в Восьмой Дуинской Элегии Ри^ькг 13 Ср. острейшие антропологические идеации Макса Шелера: «По сравнению с животным, всегда говорящим «Да» действительности—даже там, где оно испытывает отвращение и обращается в бегство,—человек есть «мастер отказа» (der «Neinsa-genkonner»), «аскет жизни», вечный протестант в отношении 38 модификации стала трагедия; философская модификация стянулась в проблему познания. «Комплекс Эдипа», но не в плоском фрейдистском прочтении, которое с этнологической точки зрения является не интерпретацией, а одним из вариантов самого комплекса20, загадан личности с момента ее появления; в его основе лежит не вульгарная обывательская патология, а иносказательный симптом отрыва от рода, безлично-родового начала: ,в трагедии через символику^ инцеста, .в философии через проблематику познания материальности (материнства!) мира. Специфичность этого познания должны мы уяснить себе. — 23 —
|