Наука, этика, политика

Именно поэтому, биоэтика, в соответствии с пониманием В.Р. Поттера, “рождается из тревоги и критической озабоченности перед лицом научного и общественного прогресса”. В современном мире она, в первую очередь, выполняет функции этики предостережения: в ее основе лежит страх человека и желание его предотвратить негативные последствия своей деятельности. Но может ли быть страх ценностью и основанием всех других ценностей? И следует ли обосновывать биоэтику, как этику сохранения Жизни, результатами предполагаемых и негативных последствий сегодняшней деятельности человека?

Э. Тоффлер, Г. Йонас, У. Бек и др. утверждают, что новая этика все же должна быть футурологией предостережения. Ее основная задача — не бесконечное приумножение производительной силы человека, а контроль использования знаний – тем современным джином, которого взрастило и освободило естествознание ХХ века. Поэтому чувство страха может способствовать переоценке всех предшествующих ценностей, а имманентная ответственность за будущее, которую испытывает человек, может сделать это чувство источником долженствования, то есть моральным актом. Нам представляется, что пока в современном мире существуют определенные сферы (например, атомная энергетика), сложность и опасность которых представляет угрозу существованию человечества, негативные последствия их работы могут адекватно восприниматься и через состояние страха. Поэтому эвристика страха важна для определения экзистенциальной ситуации бытия современного человека в мире.

Но безраздельное господство страха, как социально-культурного и психологического феномена, пронизывавшего всю историю человечества, заканчивается. И поэтому известный немецкий социолог У. Бек считает, что мы являемся свидетелями зарождения нового общества эпохи постмодерна — общества риска [Бек, 2000]. Желание рисковать не просто дополняет чувство страха, но и является фундаментальной антропологической способностью, сопоставимой, с такими базовыми для человека, характеристиками как, например, свобода или рациональность. Однако в современном контексте риск приобретает еще и другой, дополнительный смысл: “Разумеется, — пишет У. Бек, — риски не изобретение нового времени. Кто, как Колумб, пускался в путь, чтобы открывать новые страны и части света, тот мирился с неизбежностью риска. Но это был личный риск, а не глобальная угроза для всего человечества, которая возникает при расщеплении атомного ядра или складировании ядерных отходов. Слово “риск” в те времена имело оттенок мужества, приключения, а не возможное самоуничтожение жизни на Земле” [Бек, 2000, с. 24]. По-видимому, жизнь, лишенная риска, была бы невозможна: страх и риск позволяли человеку выполнять свое предназначение и преодолевать опасности потери самого себя.