Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

63 Если молитва уже совершилась и Бог уже внял — зачем же Он дает ее? Если же Никон этой неправильно построенной фразой хочет сказать, что та первая, совершившаяся молитва, т. е. мысль о Боге, обращение к Богу дано Богом же, то, значит, энергия Божия уже двигала молитву. Но если бы Бог извне двигал молитву, то это значило бы, что он насилует волю и гипнотизирует человека. Значит, действие Божие надо мыс­лить как изнутри идущее, т. е. энергия Божия и молитва чело­веческая имманентны друг к другу. Молитва проникнута изнут­ри энергией Божией, срастворена с нею. Поэтому нельзя гово­рить о молитве как о только человеческой, т. е. она и божественна, и человеческа,—и, по Божеской ее стороне, можно говорить, что она есть энергия Божия, т. е. можно сказать ??????.

64 Никто не говорит о воплощении «Существа Божия». Вы­стрел Никона холостым зарядом.

65 Никон выражается о благодати в тонах теософских, слов­но это безличная стихийная сила или какой-либо газ. Благодать есть Божество, Бог в явлении.

66 Если бы человек, помимо благодати, мог иметь «должное благоговение» и «веру», то ему уже не нужна была бы благодать. В том-то и дело, что без благодати мы ничего не можем. От направления нашей внутренней жизни зависит, конечно, не то, будет ли благодатно произнесение Имени или нет, а лишь (и то лишь отчасти), то, каково будет восприятие наше этого благо­датного воздействия на нас. Мы как бы окружены благода­тию— «в Нем бо живем и движемся и существуем». Но откры­вается окно в нас, подымается штора навстречу Божественным лучам лишь тогда, когда мы призвали Бога. Акт призывания,

1

как бы он ни был мало-благоговеен или малосознателен, уже указывает на то, что наша воля хотела открыть наше существо Богу. Однако ради чего—это еще не определено самым актом призыванияназывания. Мы получаем от Имени и то, ради чего Его призвали. Разумеется, произнося Имя богохульственно, мы не можем ждать от сего духовного утешения,—но это не пото­му, что Имя бездейственно в данном случае, и не потому также, что богохульство не открывает нам Бога, а потому, что мы не хотим в данном случае помощи Божией, а хотим Его гнева. Называя Бога, мы всегда и во всяком случае так или иначе подходим к Нему Самому, а не только движем языком или переживаем чистосубъективные психические процессы. Но, при­ближаясь к Нему Самому, мы приближаемся в разных случаях по-разному; в одних—на спасение себя, а в других—«в суд и во осуждение». Тем-то и страшно богохульство, кощунство, лице­мерие, легкомыслие и т. д., где не благоговейно произносится Имя, что это произношение не есть лишь физический или психический процесс, а, вместе с тем, и онтологический процесс приобщения Божией энергии, которая не может не быть дей­ственной и, следовательно, или спасает, или опаляет. Если же опираться не на силу Имени, самого в себе, помимо наших настроений, а на наши «должное благоговение и веру», то придется впасть в чистейший субъективизм; да и как решить, когда благоговение сделается достаточно, чтобы мы имели право молиться. Если ждать «должного» благоговения и быть сколько-нибудь должного мнения о ничтожности своей и гре­ховности своей, то едва ли кто-нибудь когда-нибудь решился бы обратиться к Богу. Но всякая молитва, всякое обращение к Богу должны предполагать: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно смети призывати Тебе, Небесна-го Бога Отца, и глаголати: «Отче наш...». Без этого сознания, что мы лишь дерзаем сметь призывать Имя,— всякая молитва есть богохульство. Еп. Никон, кажется, думает, что можно безнаказанно трепать по семинарской риторике свящ<енные> тексты и свящ<енные> имена, и что это—«только так». Неда­ром семинаристы говорят комплименты барышням словами «Песни Песней», насмешничают и ругаются пророками и псал­мами, скабрезничают свящ<енными> песнопениями. Никон — чистейшее отродье семинарщины, возводящее дурные семинар­ские привычки и грехи в догмат и, выражаясь по-марбуржеки, ориентирующий свои догматические построения на до сих пор не оставленных им замашках духовной школы. Способ рассуж­дений его таков: так как мы все треплем Имя и в проповедях и всюду, без «должного благоговения» и без веры, то, следова­тельно, это не плохо. И, значит, это Имя, раз оно позволяет себя трепать, есть само по себе ничто—звук пустой...