Сочинения в четырех томах. Том 2

1

в браке и просто имела детей, то опять мы остались бы без какого-либо объяснения, ибо оставалось бы непо­нятным, как условия брака и условия деторождения в области эмпирической могли бы дать опыт брака и де­торождения безусловный.

Но, утверждая реальность Возлюбленного и брака с ним А. Н-ны, принуждаемся дать ответ и на вопрос об его имени. Кто же он? Каково его имя?

Первоначально А. Н-на называла его именем, кото­рое если и может быть принято как-нибудь условно и ограничительно, то лишь после признаний некоторых метафизических тезисов А. Н-ны, и среди них прежде всего тезиса о перевоплощении. Прямой смысл, в кото­ром сперва понимаешь А. Н-ну, вызывает стремитель­ный и непреклонный ответ здорового религиозного смысла: «Не так! Не то!.. Почему?»

Не говоря уж о принципиальных трудностях, прихо­дится отметить какую-то вовсе не божественную2* и лиц, у А. Н-ны выступающих, и взаимных отношений между ними. На уста просятся тут определения этих от­ношений как чего-то приторного и слащавого. Семья, изображаемая Шмит, словно сделана из ваты; пережива­ния А. Н-ны, коль скоро принять всерьез имена, ею именуемые, коль скоро разуметь под ними именно Тех, на кого они указывают, представляются какими-то не­полновесными, <?> онтологически-<?>. Ясно, что это не имена, а псевдонимы и что, будучи живыми лицами, герои А. Н-ны не то, за что она считает их. В особенно­сти же не то — ее Возлюбленный. Но кто же он и в ка­ком смысле тот, кто назван Возлюбленным, имеет ка­кое-то безусловное право на усвоенное ему имя?

ПРИМЕЧАНИЯ УКАЗАТЕЛИ

ПРИМЕЧАНИЯ

КОСМОЛОГИЧЕСКИЕ АНТИНОМИИ ИММАНУИЛА КАНТА

Флоренский и Кант — тема, заслуживающая специального внимания. В своих существенных, условно говоря, внешних и внутренних аспек­тах она требует как историко-философского рассмотрения, т. е. анализа и оценки философии Канта Флоренским, так и философского исследо­вания значения кантианской проблематики и возникших на почве кантианства методов и подходов для философско-богословского пути Флоренского. Повышенный интерес к философии Канта обнаружива­ется у Флоренского рано, и в особенности, характерен для первой поло­вины его творчества. Начиная от перевода «Физической монадологии» Канта до книги «Столп и утверждение Истины» и еще неопублико­ванных лекций Флоренского о Канте (1909-1919) следует говорить о его опыте восприятия, понимания и преодоления кантианства. Эта борьба с Кантом (и одновременно зависимость от него), выразившаяся в много­численных, в том числе и резких, характеристиках, была обусловлена тем обстоятельством, что Кант для Флоренского не только один из великих мыслителей, философ, наиболее полно воплотивший анти­платонический дух новоевропейской философии, но и, в конечном счете, эмблема-символ самой культуры, с ее безмерными притязаниями на абсолютное господство и стремлением подчинить религию законо­дательству человеческого разума. Это самый главный, оригинальный, хотя отнюдь не бесспорный во всех отношениях, вывод Флоренского о значении Канта для европейской истории.