Сочинения в четырех томах. Том 2

В-четвертых. Наиболее поражающим является то об­стоятельство, что выражены эти философские и догма­тические идеи не в установленных, принятых терминах, каковых А. Н., по-видимому, вовсе и не знала, а описа­тельно, причем сохраняется точность и отчетливость в содержании. В связи с указанным выше это обстоя­тельство показывает, что не где-то вычитанное вспоми­нала А. Н. и не потому фантазии отдавалась, а действи­тельно описывала возможно точно и старательно то, что видела и что переживала. Источник новизны и самобыт­ность воззрений А. Н-ны — в особом ее мире, или вовсе не существующем у других, или же лишь намечающемся тускло и смутно, а не в исключительных по силе творче­ских способностях. Повторяем, в писаниях А. Н-ны мы имеем перед собою не рассуждения, а описания.

В-пятых. Если внимательно вглядеться в опыты А. Н-ны и постараться выразить, что именно она пере­живала, то наиболее точною характеристикою было бы слово материнство. Опыты ее — опыты материнства в глубочайших его основах. Мистическая сущность пола, брака и чадорождения открылась А. Н-не и открыта ею другим с глубиною и силою небывалою. Писания А. Н-ны — это философия материнства, доселе почти

1

не существовавшая. Да, можно смело сказать, что ничего подобного доселе мы не имели в смысле познания при­роды брака и чадорождения, и лишь Зогар** отчасти приблизился к достижениям А. Н-ны. Однако, повторяем, это не рассуждения о материнстве и браке, а опыт того и другого. Да и можно ли рассуждать об этой сфере, не узнав ее на опыте? Однако, тут странное про­тиворечие. А. Н-на мужа не знала, в браке не была, детей не рожала и, следовательно, опыта, в обычном смысле слова, не имела. У нее есть опыт невесты, жены, матери; и однако она не была ни тем, ни другим, ни третьим. Не трудно понять, что большинство невест, жен и матерей, будучи таковыми, остаются как неопытные: глубочайшее проходит мимо них, не достигнет сознания их. Это, сравнительно, понятно. Но совсем иначе с А. Н-ной. Не имея опыта, доступного многим, она оказывается как имеющая его, и даже обладающая им в превосходной пред всеми другими степени. Как понять этот опыт без опыта? Наиболее простым было бы предположение о сублимированное™ всего творчества А. Н-ны из не­осуществившегося материнства. Девушка с исключи­тельным запасом материнской любви, девушка, необык­новенно одаренная даром женственности и в то же время внешне не имевшая соответственных данных, де­вушка, предназначенная быть гениальной, так сказать, невестою, женою и матерью, но таковою не сделавшаяся, дар свой не осуществившая, А. Н-на излила свои силы в <?> мечтах семьи, и эти мечты, раскрывая природу материнства уже не [в] ущемленных рамках житейского опыта, не искалеченную возмущающими условиями чу­ждой материнству общественной и космической среды, выкристаллизовали инстинкты материнства по одним только ему свойственным законам его <?>. Таким образом, учение Шмит оказывалось бы вовсе не учением; это — прозрачные кристаллы женской любви, женственности в ее беспримесном выражении, застывшие в холоде оди­ночества. Картины семейного счастья, счастья семьи в своей семейственности, не утесняемые никакими тре­бованиями скучной прозы жизни, приняли, таким обра­зом, грандиозные размеры, спроецировались с земли на небо; так семья, сделавшись абсолютною, стала Семьею, стала образом семьи Божественной, и тогда понятно появление этого вдохновенного изображения метафизиче­ской природы семейственности и терминов богословия.