Сочинения в четырех томах. Том 2

Вне всякого сомнения, что к «откровениям» А. Н. Шмидт надо относиться с большою опаскою; да и все, что не получило одобрения Церкви — таково же, и всякое откровение, до признания его Церковью, должно рассматриваться как подозрительное или проблематиче­ское. Но при всем том остается еще теоретический во­прос: «как возможно это явление?» И в этом смысле от­кровения А. Н. Шмидт, истинные или ложные, равно представляют теоретическую проблему. Даже в послед­нем случае — большую, ибо если нам сравнительно по­нятно, как может открыться истина, то гораздо менее понятно, как может возникнуть подобие истины, имею­щее свою глубину и свою культурную ценность и в то же время пустое в свете благодарного содержания. Пробле­ма мистической видимости — это и есть проблема пре­лести, которая не только не разрешена, но даже прибли­зительно не ставилась еще на обсуждение.

Поэтому ссылка на «прелесть» не только не устра­няет вопроса о природе «откровений» А. Н., но скорее его усложняет. Да и при этом предположении остается не исключена возможность того, что в мистике А. Н. окажется не мало ценных мотивов и подлинных интуи­ции, хотя бы и ошибочно истолкованных, или же отне­сенных, так сказать, не по адресу. Каково бы ни было наше предварительное суждение, думается, что с окон­

1

нательным приговором как о природе «откровений» А. Н., так и о загадке ее личного самосознания прихо­дится еще повременить.

При чтении сочинений А. Н. Шмидт, очевидно, на­перед приходится исключить некоторые предпосылки и притязания, для нее самое однако бесспорные. В виду этого становится необходимым критически взвешивать каждое положение, и это-то и должно составить задачу дальнейшего расследования.

И прежде всего мы никоим образом не можем рас­сматривать «Третий Завет» как Откровение, ибо такая расценка вообще принадлежит не индивидуальному су­ждению, но церковному разуму; да эта оценка не соот­ветствует и чисто вкусовым ощущениям от сочинений А. Н., насколько можно здесь полагаться на вкус. «Третий Завет», как и все вообще творчество А. Н., от­носится к типу мистики, естественных (и в этом смысле безблагодатных) прозрений человека в глубину мира. В основе этой мистики обычно лежит подлинный опыт, который однако преломляется через призму «психологизмов» и наряду с ценными мистическими от­крытиями способен приводить к аберрациям и ошибкам. Самую основную аберрацию в мистике А. Н., очевидно, приходится здесь видеть в определении лица «возлюбленного», которое было позднее сближено ею с Вл. Соловьевым, а в связи с пониманием «возлюб­ленного» стоит и собственное самосознание А. Н-ны как воплощенной церкви. Не следует подвергать сомнению особенной, исключительной софийности духовного лика А. Н., лишь эта одаренность и может объяснить как ее прозрение в области мистики пола, любви и материнст­ва, так и самую наличность смущающих смешений лиц в софийской сфере. Возможно, что и в духовном облике Вл. Соловьева найдутся типические черты «возлюб­ленного» вообще и что вдохновения А. Н. могли до из­вестной степени являться, как она сама верила, плодом «невидимых» телепатических и, быть может, бессозна­тельных воздействий на созвучные струны ее души со стороны именно Вл. Соловьева. Для такого же читателя, который не захочет увидеть в сочинениях А. Н-ны ниче­го, кроме хул и ересей, вытекающих из злой воли, оста­ется признать здесь прямое воздействие «духа лестча», мистический обман (полезно наперед знать и прельщения, хотя бы чтоб их остерегаться). У А. Н-ны есть смелые дог­матические утверждения, но нет юли к ереси, как и сама