Феномен человека - вчера и завтра

Перед второй мировой войной обозначились основные черты новой мегамашины. Даже нации, уже достигшие крупных успехов в области политической свободы, подобно Англии и США, ввели воинскую повинность, а ученые разрабатывали все более разрушительное оружие - тринитро-толуоловые бомбы, отравляющие газы, чтобы одержать “победу”. Коллективная власть никогда еще не обладала такой мощью, ибо она использовала технические достижения для информационного воздействия на массы (радио весьма эффективно наряду с прессой служило государству). В целом все это усилило мощь мегамашины, имеющей материальную силу и военную дисциплину.

- Третья стадия возрождения социальной мегамашины охватывает вторую мировую войну. Этому способствовало воскрешение первоначального (эпохи древнеегипетских пирамид) механизма как абсолютной военной диктатуры. Эта мегамашина свою классическую форму приняла в России и Германии, менее жесткие черты ей были присущи в виде фашистских диктатур Италии, Турции, Греции и некоторых государств в Латинской Америке. Вместо обожествленных монархов, получивших мандат от неба, здесь теперь появился вульгарный двойник - дьявольская власть, применяющая пытки н истязания, массовое уничтожение Людей и тотальное разрушение респектабельных профессий, т.е. профессий высокоинтеллектуального уровня [8].

Именно новая социальная мегамашина показывает, что жажда власти у человека является не меньшей страстью, нежели стремление к богатству (этот тезис подкрепляется современными антропологическими исследованиями). Страсть к власти неизбывна, что объясняет существование механизма ее самовоспроизводства и властного неравенства. Следовательно, имеется и идеология власти, которая стремится обосновать стремление к ней и оправдать связанные с ней страдания множества индивидов. Социальная мегамашина XX в. основана на существовании властного неравенства, опыт ее функционирования (нацистские лагеря и Гулаг) показал, что ее существование подвергается гораздо большей опасности, чем угрозы, порождаемые имущественным неравенством. Вот почему алчущие высшей бесконтрольной власти взяли на вооружение утопию о земном рае (будь это утопическое построение “светлого будущего” или “тысячелетнего рейха”).

За этими утопическими идеологиями скрывается механизм и самовоспроизводство власти и властного неравенства, превзошедшего все, до сих встречавшееся в истории общества. Отечественный политолог А.С. Панарин пишет: “Этот механизм опрокинул цивилизованные принципы разделения властей, в том числе древнейший из них: разделение духовной и политической власти. Большевизм и фашизм восстановили архаичный принцип единства царства, священства и пророчества, когда вождь одновременно выступает и как носитель политической власти, и как жрец — носитель культовых начал, и как “первый теоретик — носитель пророческой идеи. Это теократический принцип воспринимался как архаика уже в Ветхом завете” [9]. Такого рода механизм самовоспроизводства власти и властного неравенства определял и кратическое поведение индивида. Иначе выглядит поведение такого рода в социокультурных и социопсихических условиях демократического общества XX столетия, где индивиды обычно знают механизм функционирования политического режима. Французский социолог Р. Арон в своей книге “Демократия и тоталитаризм” подчеркивает, что “мы не смогли бы жить в условиях той демократии, какая существует во Франции, если бы граждане не ведали о правилах, по которым этот режим действует” [10]. Современное демократическое общество весьма сложно, в нем наблюдаются тенденции к расширению участия человека в управлении социальными процессами (об этом уже говорилось выше).